15 августа 2018 года исполнится 70 лет со дня провозглашения Республики Корея, но рассказ о первых годах южнокорейской государственности надо начинать с времен более ранних. «Страна-отшельник», Корея подверглась насильственному открытию позже Китая и Японии и начиная с последней четверти XIX века оказалась на пересечении интересов четырех великих держав — Китая, США, Японии и России. Группировки, ориентированные на каждую из этих стран, сменяли друг друга у власти, но после победы Японии в японо-китайской войне 1894-1895 годов из игры выпал Китай, а после русско-японской войны 1904-1905 — Россия. В 1905-м Корее был навязан японский протекторат, а пять лет спустя она была аннексирована Японией, став ее генерал-губернаторством.
Что же касается США, то их интересы в Корее были не так велики, чтобы вступать в противоборство с Японией: в то время, согласно «доктрине Монро», основным направлением американской экспансии должна была стать не Азия, а Латинская Америка. К тому же Корея того времени на фоне Японии и пытавшегося модернизироваться Китая казалась чем-то совсем архаичным и срочно нуждающимся в привнесении туда света цивилизации.
Поэтому Америка игнорировала тайных посланников корейского короля, пытавшихся добиться помощи от Вашингтона. Одним из таких посланников был человек по имени Ли Сын Ман, о котором в том числе пойдет наш рассказ.
Ли родился в 1875 году и начал политическую деятельность в 20 с небольшим, приняв участие в работе так называемого «Общества независимости», которое боролось с русским и японским влиянием под лозунгом «Корея для корейцев» и даже пыталось вводить в стране парламентаризм, пока испугавшийся двор его не разогнал.
Общество довольно четко ориентировалось на Запад, видя в нем нового идеального сюзерена взамен Китая, который выбыл из влиятельных держав после поражения в японо-китайской войне конца XIX века. Корейцы разрушили церемониальные ворота, через которые в столицу въезжал китайский посланник, и построили на их месте так называемые Врата Независимости, представлявшие собой упрощенный вариант парижской Триумфальной арки. Для них это был прорыв — но, как можно заметить, по сути одни символические ворота просто заменили на другие.
Впрочем, Ли в рамках «Общества независимости» занимался не совсем политикой — в переводе на современные реалии его можно было бы назвать главарем банды «титушек», провластных боевиков. Во главе патриотической молодежи он частично «оказывал силовое воздействие на врагов общества», частично занимался сбором финансовых средств. За это власти посадили его в тюрьму еще до того как «Общество» разогнали. При всем политическом чутье и хитрости его политические взгляды и представления о методах борьбы так и остались на этом уровне.
Сидел Ли в относительно комфортных условиях, окончательно став протестантом и выучив английский язык. Кроме того, по своему происхождению он мог считаться дальним родственником правящей семьи, и именно поэтому был выбран в качестве тайного засланца в США. Миссия, однако, была настолько тайной, что о ней не знали даже сотрудники корейского посольства в Америке.
Когда она провалилась, не успев начаться, Ли благоразумно решил остаться в Америке, а не возвращаться «на ковер». Благодаря помощи миссионеров и неплохим интеллектуальным способностям Ли поступил в университет и оказался первым корейцем, который получил степень доктора философии (Ph.D), причем в качестве специалиста по политологии. Его научным руководителем был экс-президент США Вудро Вильсон.
В 1919 году националисты создали в Шанхае «Временное правительство Республики Корея», которое поддерживал в основном гоминьдановский Китай, рассчитывая после освобождения поставить там лояльных себе руководителей. Первым президентом этого правительства и стал Ли Сын Ман, однако он не сработался с коллегами, большинство которых придерживались традиционных взглядов и не поддерживали курс на Америку, после чего был со скандалом уволен с занимаемой должности в 1925-м за предложение сделать Корею подмандатной территорией США.
Руководство правительством перешло к националистам, наиболее известным из которых был Ким Гу, исполнявший функции главы с середины 1930-х годов. Он тоже был весьма колоритной личностью: давний участник борьбы с японцами, по поведению больше напоминавший босса мафии или атамана китайских благородных разбойников, нежели политического деятеля европейского образца. Под предводительством Ким Гу националисты занимались в основном террористической деятельностью — их обученные американцами части не успели вступить в бой с японцами, ибо Вторая мировая уже закончилась.
До 1945 года Корея была японской колонией, однако в рамках Великой восточноазиатской сферы сопроцветания имела особый статус. Японцы очень много вкладывались в развитие Кореи и фактически считали ее частью метрополии. Из корейцев, в отличие от всех остальных, пытались сделать практически японцев. Именно этим объяснялась политика насильственной ассимиляции, в рамках которой корейский язык специально вытеснялся японским, попытка создать словарь корейского языка могла повлечь политические репрессии, а имена принудительно менялись на японский манер.
В сочетании с хорошо отлаженным репрессивным и пропагандистским аппаратом такая политика привела к нескольким следствиям. Во-первых, существовала довольно большая прослойка коллаборационистов, ведь с одной стороны — злые японцы «выпили всю воду из крана», с другой — именно они и построили водопровод и отучили пить из лужи, отчего средняя продолжительность жизни увеличилась вдвое. Во-вторых, национально-освободительное движение в такой ситуации было очень рано выдавлено за пределы страны, особенно когда дело доходило до попыток вооруженного противостояния.
В результате, когда в Корее возникали какие-то антияпонские организации, они или «занимались национализмом с фонарем под одеялом» (точнее, под крышей европейских христианских организаций, которые до определенного времени японцы не трогали), или быстро заражались фракционной борьбой и, не успев сделать ничего серьезного, истребляли друг друга путем доносов на «оппортунистов» японской охранке.
Подобный путь повторила даже компартия, которая просуществовала с 1925-го по 1928 год. За эти три года там сменилось четыре центральных комитета, и в итоге Коминтерн расформировал партию, сочтя, что она не соответствует приемлемым критериям, — чуть ли не единственный случай в практике Третьего Интернационала. Из-за этого все серьезные деятели национально-освободительного движения были вынуждены бороться с японцами на чужбине, в отрыве от поддержки масс и в лучшем случае с опорой на помощь диаспоры— там, где она была.
Кроме этого и по той же причине во внешнем мире было мало специалистов по Корее. К 1945 году ее в основном воспринимали как часть Японии, и если в Штатах о Марсе знали больше, чем о Корее, то в Советском Союзе старое поколение корееведов погибло в репрессиях, а молодое только вставало на ноги. Подробных планов о будущем Кореи из-за этого никто не строил, тем более что атомная бомба тогда еще не считалась супероружием, и победу над Японией относили на 1946-1947 годы.
Но в войну на Дальнем Востоке вступил Советский Союз, и для разгрома Японии это имело не меньшее значение, чем ядерные бомбардировки. Маньчжурия и северная часть Кореи оказались в руках русских: США надо было срочно придумывать какой-то план раздела территории, чтобы красным не досталось слишком много.
Ночное совещание армии, флота и Госдепартамента 11 августа 1945-го не закончилось ничем, и в итоге двум молодым подполковникам выдали карту региона, полчаса времени и попросили что-нибудь придумать. И мир до сих пор расхлебывает последствия решения, принятого по принципу «за полчаса до дедлайна», а автору хочется привести высказывание американского историка Грегори Хендерсона: «Ни одно разделение нации в ходе передела мира после Второй мировой войны не было столь сомнительно, ненормально и искусственно, как разделение Кореи».
Формально решение было простым. Вся Маньчжурия — русским: они все равно уже там. Вся Япония — нам: это наша законная цель, и нельзя допустить, чтобы русские высадились на Хоккайдо и приняли участие в разгроме и последующем разделе страны на оккупационные зоны. А Корею, про которую, напомним, никто не знал, мы поделим по-братски, по 38-й параллели. Формально пополам, но на деле на Юге — столица Сеул и в два раза больше населения, чем на Севере.
В результате Советский Союз занял свою половину полуострова, хотя советских солдат ожидали в Сеуле, и плакаты «Привет освободителям!» были уже готовы. Сказались неинформированность и то, что Корея не занимала особого места в планах Москвы.
Надо понимать, что холодной войны еще не было, и делить страну на две половинки тогда еще никто не собирался. Выработанный в декабре 1945-го на Московском совещании министров иностранных дел проект заключался в том, что поначалу советская и американская администрации обеспечивают опеку подконтрольных им территорий, а потом в Корее проводятся выборы, которые сформируют демократически избранное правительство. Каждая сторона считала, что у нее есть свой туз в рукаве. Советская власть понимала, что после освобождения обязательно будет всплеск левых настроений, а американская делала ставку на христианизированную элиту, которая, естественно, ориентировалась на Запад.
Из-за этого сначала и одна, и другая сторона сделали ставки на умеренных националистов, но как только между Вашингтоном и Москвой начались противоречия, на каждой половине полуострова начали возводить бастионы. И на Севере, и на Юге администрации требовался местный лидер, который был бы достаточно популярен, харизматичен, надежен и лоялен.
На Севере этим критериям соответствовал молодой партизанский командир Ким Ир Сен, который, несмотря на возраст, обладал реальными заслугами в деле антияпонской борьбы и не имел отношения к «коммунистам старого образца», таланты которых нередко исчерпывались умением плести административные интриги. Однако, поскольку наша история про Юг, о Ким Ир Сене мы поговорим позднее.
Формально перспективных и интересных политиков на Юге хватало, тем более что с формальной точки зрения великие державы пришли не на пустое место. Во-первых, никуда не делось упомянутое выше Временное правительство Республики Корея и его лидер Ким Гу — убежденный националист, который недолюбливал и коммунистов, и американцев.
Кроме того, чтобы обеспечить эвакуацию японского населения и избежать репрессий по отношению к нему, бывшие японские власти полуострова создали «переходное» правительство, которое, воспользовавшись ситуацией (не все хотели получить ярлык ставленников оккупантов), возглавил один из лидеров корейских левых националистов Ё Ун Хён. Созданная им Корейская Народная Республика (КНР) успела провести ряд демократических мероприятий, а страна покрылась сетью подчиняющихся ее правительству народных комитетов. Учитывая, что американские войска появились на полуострове только в сентябре 1945-го, за три недели левые успели многое.
Ё Ун Хён и компания охотно приглашали на должности министров людей из-за границы и из числа патриархов борьбы за независимость: Ли Сын Мана заочно выдвинули на место почетного президента, Ким Гу — на должность министра внутренних дел. Их действующими заместителями, однако, были коммунисты или левые радикалы.
Однако командование американских войск имело четкие инструкции не признавать никаких «самопровозглашенных» правительств. Ким Гу был вынужден вернуться в страну как частное лицо, а центральный аппарат КНР разогнали в конце 1945-го (с народными комитетами на местах боролись еще пять лет).
В результате наиболее популярные политики или относились к левым и воспринимались потенциальными агентами Москвы, или были хардкорными националистами, которые ориентировались не на Вашингтон, а на гоминдановский Китай. «Демократы» были, но им либо не хватало харизмы, либо на них лежало клеймо пособников японского империализма. Вот так и получилось, что выбирать пришлось не из идеальных фигур, а из того кто есть, и в роли «нашего сукина сына» оказался Ли Сын Ман.
Антикоммунист, каких мало, и антияпонист, каких не сыскать, человек с большим опытом интриг, авторитарными манерами и хорошо подвешенным языком, Ли был хорошо известен в американо-корейской диаспоре и имел много полезных знакомств среди военных чиновников и бизнесменов консервативной ориентации. В разведке и госдепартаменте Ли скорее недолюбливали, но звезда его взошла, когда началась война на Тихом океане против Японии.
Дело в том, что в свое время Ли написал книгу, в которой предсказывал, что рано или поздно агрессивные устремления Японии приведут ее к столкновению с цивилизованным миром, который под руководством Америки ее повергнет. И хотя тогда Ли скорее угадал, чем предугадывал, он получил свою «репутацию Бжезинского» и возможность заявлять, что он еще тогда все предвидел.
В 1945 году Ли Сын Ману было уже 70 лет, примерно 40 из которых он провел за пределами Кореи. Он говорил на безукоризненном английском и ломаном корейском, мало знал внутреннее положение Кореи, но абсолютно серьезно считал себя «новым Моисеем корейского народа». Его никто особенно не идеализировал. Отмечая, что он является яростным антикоммунистом, посвятившим всю жизнь освобождению Кореи, ЦРУ обращало внимание на его жажду личной власти, мессианские наклонности и зачастую иррациональное поведение.
В закрытых отчетах Ли открыто называли «старым маразматиком», однако сочли «лучшим из того, что есть». К тому же пожилой возраст Ли позволял предполагать, что на посту лидера нации он пробудет недолго, а за это время подрастет новое поколение руководителей.
16 октября 1945 года Ли Сын Ман прилетел в Сеул на личном самолете командующего войск США генерала Дугласа Макартура (что сразу же дало понять населению, кого поддерживают американские власти) и тут же занялся организацией коалиции с собой во главе, хорошо понимая американцев и умело поставив себя в той нише «чемодана без ручки», который нести тяжело, но бросать все равно нельзя. Кроме того, при первых признаках холодной войны Ли еще 3 июня 1946-го заговорил о том, что на фоне происков красных государство надо создавать на своей половине полуострова, проводя сепаратные выборы.
Поначалу американцы не приняли это предложение, и Ли Сын Ман отправился в США убеждать американское правительство в своей правоте. Там он пробыл до апреля 1947-го и вернулся, добившись успеха, ибо как раз в это время Америка сделала поворот в сторону холодной войны.
Противники Ли Сын Мана — как левые, так и правые — выступили с идеей единого фронта. Главным инициатором проекта был Ё Ун Хён. 25 июля 1946 года был создан Совместный комитет левых и правых, но попытка уничтожить разделение страны на Север и Юг стоила Ё Ун Хёну жизни. В августе 1945 он был избит неизвестными, в марте 1947-го его дом был разрушен попаданием гранаты, а 19 июля того же года он был застрелен в своей машине на людном перекрестке. Полиция не предприняла никаких действий по расследованию этого убийства, а дочь Ё Ун Хёна открыто обвинила начальника сеульской полиции в организации убийства ее отца.
В результате в нарушение первоначальных соглашений США окончательно отказались от прежней концепции и передали корейский вопрос на рассмотрение ООН, где США обладали абсолютным большинством. Определенный паритет между блоками сложился только в начале 60-х, когда ООН пополнилась бывшими колониями. До этого времени поставить там вопрос на голосование означало автоматическую победу американского предложения. 14 ноября 1947-го Генеральная ассамблея ООН приняла решение сформировать так называемую Временную комиссию ООН по Корее (UNTCOK), которая приняла решение о проведении на территории полуострова всеобщих демократических выборов.
Но когда Советский Союз отказался принять UNTCOK как орган, заслуживающий доверия, Ли Сын Ман предложил провести выборы «там, где это возможно», и 10 мая 1948-го на Юге состоялись первые в истории Кореи всеобщие выборы.
Выборы, однако, были организованы при активном участии полиции и лояльных Ли Сын Ману полугангстерских формирований и прошли с большими накладками, делающими приход к власти Ли Сын Мана достаточно сомнительным с точки зрения честности игры. Например, в сельскохозяйственных районах впрямую воплощался в жизнь лозунг «Кто не голосует, тот не ест», так как там голосование совмещалось с проставлением штампов на продуктовые карточки.
Кроме того, выборы прошли в условиях бойкота одной из наиболее влиятельных политических сил — Кима Гу и его сторонников, считавших, что единственным легитимным правителем Кореи является Временное правительство Корейской Республики, которое никто официально не распускал.
Наблюдатели ООН (несмотря на возражения делегаций Канады, Австралии и Сирии) объявили выборы «достойным выражением свободной воли народа», но общее заключение комиссии было довольно сдержанным: результаты выборов были признаны только в тех районах, которые смогли посетить наблюдатели.
15 августа 1948 года была торжественно провозглашена Республика Корея, президентом которой ожидаемо стал Ли Сын Ман. Именно с этого времени начинается более подробная история так называемой Первой Республики.
Наследство Ли досталось непростое: США не имели четкого плана обустройства Кореи и не определились с тем, какую политику они будут там проводить. Сказывались нехватка кадров и незнание корейского языка. Согласно распространенному анекдоту того времени, американские войска в регионе больше всего боялись трех вещей: гонореи, диареи и Кореи. Вдобавок американские власти не ставили задачи урегулировать экономические и другие проблемы, унаследованные от колониального прошлого: разрешение всех острых вопросов возлагалось ими на будущую власть.
Если Советский Союз мог выделить для КНДР специалистов и средства решением Госплана и решить кадровый голод за счет представителей корейской диаспоры из СССР, США не имели такой возможности, и более двух третей силовиков или чиновников оказались не борцами с прошлым режимом, а его бывшими приспешниками. Это сравнение может показаться грубым, но представим себе, что Советская армия, освободив от фашистов некую область России, оставила бы на своих постах всех полицаев и бургомистров, мотивируя это тем, что «других полицейских у нас нет».
Хотя для корейцев этот вопрос имел важное политическое значение, связанное с восстановлением социальной справедливости, американцы понимали, с кем они работают, но полагали, что вопрос о наказании коллаборационистов — не их дело. Вот когда будет сформировано корейское правительство, пусть оно всем этим и занимается: «Было бы несправедливо увольнять людей только на основании того, что они были обучены японцами». В результате имела место даже трагическая, но курьезная ситуация, когда «полицаи» разогнали демонстрацию корейцев, вышедших встречать американские войска, и не были за это наказаны.
Все это вызывало очень сильное социальное напряжение, но о сопротивлении режиму Ли Сын Мана, которое некоторые левые историки называют гражданской войной, и о самом известном эпизоде — восстании на острове Чечжудо, в котором (в зависимости от методик подсчета) погиб каждый пятый или каждый третий житель острова, — в следующей истории.