В 1966 году ведущими политиками того периода был запущен кровавый и сложный процесс, который историки позже назвали культурной революцией. Эта ситуация в стране возникла из-за противостояния двух политических партий и их председателей. Проблемы политического курса и внешних связей Китая сильно обострились на фоне борьбы двух лидеров: Мао Цзэдуна и Лю Шаоци.
16 мая 1966 года, вслед за принятием плана 3-ей пятилетки развития экономики Китая, была принята резолюция ЦК, в которой сообщалось о проникших в партию ревизионистах и капиталистах, которые «словно Хрущёв, спят у нас под боком и готовы захватить власть, сменив курс на капиталистический». Этот день принято считать началом Культурной революции. Некоторые явления Культурной революции осуждены в начале 80-х годов, тем не менее, её последствия для страны имеют как плюсы, так и минусы. Что такое китайская «культурная революция», какова историческая роль Мао Цзэдуна в те годы во внутренней и внешней политике страны расскажем в данной статье.
Термин «культурная революция» впервые употребил В.И. Ленин в работе «О кооперации» (1923), подразумевая под ним, прежде всего, распространение грамотности, развитие массовой просветительной работы среди сельского населения. Впоследствии термин утвердился для обозначения политики замены «буржуазной» культуры на новую, социалистическую, сформированную, по словам Ленина,
«с точки зрения миросозерцания марксизма и условий жизни и борьбы пролетариата в эпоху его диктатуры».
Мао попытался одним махом решить все проблемы и превратить Китай в сверхдержаву. В мае 1958 года началась программа большого скачка. Задача: Обогнать все капиталисти
Прежде чем пояснить смысл китайской «культурной революции», необходимо остановиться на основополагающей роли Мао Цзэдуна в те годы в жизни страны и компартии.
Свыше 85 процентов жителей Китая считают, что заслуги перед страной первого её Председателя Мао Цзэдуна превосходят по своему значению допущенные им ошибки. Такие данные были получены в ходе опроса в 2013 году, посвящённого 120-й годовщине со дня рождения Великого Кормчего, которое отмечается в стране 26 декабря. Как говорится в сообщении по результатам опроса:
«…более 85 респондентов считают, что заслуги Мао Цзэдуна намного значимее его ошибок, а чувство глубокого уважения к нему высказало более 90 процентов опрошенных».
Среди опрошенных, как и ожидалось, чувства уважения и восхищения в большей степени проявились у людей, старше 50 лет. Более молодые граждане страны настроены в отношении Председателя несколько более критично.
Что же считают сегодня граждане Китая главными заслугами Мао?
На первое место 90 процентов поставили то, что именно он стал во главе народной революции, которая привела к созданию независимого государства.
На втором месте — реализованная им концепция справедливости, в пользу которой высказались 60 процентов ответивших. Очень многие люди вспоминают времена Мао с ностальгией, хотя жизнь тогда и была более бедной. Тем не менее, по их словам социальное расслоение и разница между доходами не была такой вопиюще большой, как сегодня.
На третьем месте среди заслуг Мао Цзэдуна — создание во время его правления атомного и термоядерного оружия, что одобрило около 50 процентов респондентов. Примерно столько же одобряют уравнивание в правах мужчин и женщин, произошедшее в те времена. Также 48 процентов ставят в плюс Мао то, что при нём страна открылась внешнему миру, и были заложены основы отношений с США.
Что же касается ошибок Председателя, главной из них 80 процентов считают агрессивную «культурную революцию» в 1966 —1976 годах. Ещё 60 процентов не согласны с политикой «большого скачка», имевшего место в 1958 — 1961 годы. Ну а примерно 46 процентов не одобрили сложившийся при жизни Мао «культ его личности».
В целом же, свыше 90 процентов опрошенных считают, что эпоха Мао и сегодня оказывает значительное влияние на Китай.
Официальная позиция компартии о деятельности Мао выражается формулой «30% ошибок и 70% побед» и не меняется уже несколько десятков лет.
Тело «великого кормчего» находится в мавзолее, его портрет висит на центральной площади Пекина Тяньаньмэнь, а также печатается на денежных банкнотах и почтовых марках в Китае.
Мавзолей Мао Цзэдуна в Пекине — в хрустальном гробу и под красным флагом. И в качестве юморески приведём следующих стих (соотнеся его с китайской «мёртвой царевной» — спящим пока народом Китая):
«… Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов….( А.С.Пушкин, «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях»).
Мы не знаем, читали ли Пушкина создатели мавзолея Мао Цзэдуна. Но лежит великий китайский лидер действительно в хрустальном гробу, а мемориальный комплекс в центре площади Тяньаньмэнь в Пекине действительно напоминает гору. Вот только цепей там нет.
Философия практической деятельности Мао Цзэдуна — это продукт конкретно-исторических условий Китая, ведущего в то время борьбу за освобождение страны, проведение народно-демократической революции, образования Китайской Народной Республики и построения социализма. Эта деятельность в жизни Мао Цзэдуна относится к периоду с 1918 года по 1957 год, когда он принимал непосредственное участие и в борьбе многонационального китайского народа за освобождение страны, и в проведении народно-демократической революции, её перерастания в социалистическую, и в построении социализма под его руководством.
Философия практической деятельности Мао Цзэдуна (вплоть до его смерти в 1976 году) базировалась на его диалектико-материалистическом, а не на метафизическом мировоззрении, сформировавшегося на основе перевоспитания, преодоления мелкобуржуазных взглядов, освоения основ марксизма-ленинизма, а главное — оно проходило в ходе длительной классовой борьбы, борьбы с проявлениями догматизма, консерватизма и ревизионизма внутри партии и в международном коммунистическом и рабочем движении.
Не будучи философом в полном смысле этого слова, Мао Цзэдун был последовательным сторонником учения К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина в области: марксистской философии, политической экономии и научного коммунизма.
На данном витке развития, когда многие страны стоят на пути модернизации и реформ, специфический опыт Китая привлекает внимание благодаря не только своим особенностям, но и предварительным итогам модернизации, поставившей это государство в первую пятерку мировых лидеров по многим показателям. Опыт проведения политики модернизации в КНР вызывает огромный интерес, основанный на реальных достижениях Китая в кратчайшие, по историческим меркам, сроки в контексте сопоставления китайской модели с реформами в странах постсоветского пространства и других государствах.
Если мы хотим понять модернизацию Китая лучше, мы должны рассматривать её как процесс изменений, долгосрочный переход от одного состояния общества к другому. Что касается модернизации Китая, то это процесс перехода от традиционного аграрного общества к современному индустриальному обществу. В то же время мы должны учитывать, что модернизация Китая происходила в определённой среде, не схожей с западной.
Профессор Восточно-китайского педагогического университета Ли Хунту в своей статье «Модернизация Китая: исторический обзор» (LI Hongtu China’s modernization: a historical survey w1.ens-lsh.fr/colloques/chine 2004/ china_modernization.html) разделяет модернизацию Китая на четыре периода:
На вопрос, что же получится в результате китайской модернизации — социализм или капитализм, наилучший ответ дал Дж. Арриги в своей книге «Адам Смит в Пекине». Он выделяет капиталистический путь развития, который характерен для Запада, и некапиталистический рыночный путь развития в Китае. Последний идейно восходит к А. Смиту. Этот путь был в Китае в XVII веке, и он же реализуется там сегодня, как утверждает Арриги. Он говорит, что, если Китай не построит капитализм, это не будет означать, что он построил социализм. Если же он не построит социализм, это не будет означать, что он построил капитализм (Арриги Дж. Адам Смит в Пекине. Что получил в наследство XXI век. — М.: Институт общественного проектирования, 2009).
Не исключено, что именно здесь произойдет рекатегоризация привычных понятий, и термин «капитализм», введённый В. Зомбартом в 1902 году, исчезнет, как и гораздо ранее предложенный термин «социализм». То есть мыслители ведут речь о некой конвергенции, причём толпо-«элитарного» характера, если посмотреть вглубь китайской конфуцианской культуры. Об этом читайте статью «Конфуцианство — мягкий толпо-«элитаризм» китайской культуры».
Политическое противостояние, связанное с борьбой в партии различных группировок, на первоначальном этапе вылились в идеологическую борьбу в прессе и различных театральных постановках. Первым с критикой Мао Цзэдуна (毛泽东) выступил вице-мэр Пекина и уроженец провинции Чжэцзян (Шанхайский регион) У Хань с пьесой «Разжалование Хай Жуя» («海瑞罢官»), которую предваряла статья в шанхайско-гонконгском издании «Вэньхуэй бао» — «Хай Жуй бранит императора» («海瑞骂皇帝»). Пьеса повествовала о неподкупном чиновнике, боровшемся за благо страны, и провоцировала политически активную бюрократию на открытую борьбу.
Ответом на идеологические провокации оппонентов стала широкая критика различных культурных явлений в Китае, которая увенчалась вышеуказанным постановлением ЦК («Директива 5–16»). Как считается, термин «Культурная революция» был создан Пэн Чжэнем, который предложил её как альтернативу политическим распрям и перевод дискуссии в сферу культуры.
В июле 1964 была создана «Малая группа по вопросам культурной революции» при ЦК КПК под руководством Пэн Чжэня. Интересно, что критик Мао Цзэдуна У Хань был непосредственным подчиненным Пэн Чжэня. Таким образом, Мао использовал созданную против него структуру в своих же целях.
Мао Цзэдун, поэт и знаток классической китайской литературы, не первый раз использовал поэтические и околокультурные лозунги для обоснования идеологической войны против оппонентов — первой его кампанией по борьбе с оппонентами, ещё в середине 40-х годов, было придано название «Исправление стиля», как будто бы речь шла не о партийной и идеологической работе — а о работе над ошибками в эссе на классическую конфуцианскую тему.
Значение Культурной революции, как правило, разъясняется и в более широком смысле — революции против реакционного сознания, феодальных порядков, старого общества, продолжение и усиление классовой борьбы в деле формирования мировоззрения рабочих и с реакционными элементами в интеллигентских кругах.
В конце 1950-х годов произошёл дипломатический конфликт между КНР и СССР. Пик конфликта пришёлся на 1969 год. Окончанием конфликта считается конец 1980-х. Конфликт сопровождался расколом международного коммунистического движения.
Разоблачения сталинизма на XX съезде КПСС, хрущёвский курс на постепенную либерализацию в экономике при политике «Мирного сосуществования» вызвали недовольство Мао Цзэдуна, как противоречащие всей коммунистической идеологии. Политика Хрущёва была названа ревизионистской, а её сторонники (Лю Шаоци и др.) подверглись уничтожающей критике в годы Культурной революции.
Со стороны СССР знаком недовольства маоистской политикой стал внезапный отзыв всего корпуса советских специалистов, работавших в КНР по программе международного сотрудничества. Кульминацией конфликта стали пограничные столкновения вокруг острова Даманский на реке Уссури.
В октябре 1964 года в КНР были успешно проведены испытания ядерного оружия.
Большинство исследователей «культурной революции» сходятся на том, что одной из основных причин развернувшейся в Китае «культурной революции» была борьба за лидерство в партии.
После провала «Большого скачка» позиции Мао в стране сильно пошатнулись. Поэтому в ходе «культурной революции» Мао Цзэдун ставил перед собой две главные задачи, обе из которых сводились к укреплению его лидирующего места на политической арене КНР: уничтожить оппозицию, у которой начали появляться мысли о реформах экономики с частичным внедрением в неё либеральных, или как принято говорить, «рыночных» механизмов, и, в то же время, занять чем-то бедствующие народные массы. Свалив всю вину за провал «Большого скачка» на внутреннюю оппозицию (Лю Шаоци) и внешних врагов (ревизионистский СССР во главе с Хрущёвым), Мао убивал двух зайцев сразу: и убирал конкурентов, и давал выход народному недовольству.
Дэн Сяопин.
К середине 60-х годов в партии сформировалось недовольство политикой Мао Цзэдуна. Более того, это недовольство основывалось на всеобщем разочаровании от политики «большого скачка», скопившемся в народных массах. У оппозиции к тому появились и свои негласные лидеры: Лю Шаоци и Дэн Сяопин. Эти лидеры предлагали свои подходы к развитию Китая, во многом более умеренные, чем маоистские.
Их подходы базировались на возвращении элемента частной собственности в экономические отношения и во многом они сходны с теми, которые после 1978 года повели Китай по пути быстрого капиталистического развития. Понимая, что может не удержать власть, Мао устраивает чистки в партии, по сути дела, массовый террор, заменяя «старую» партию, в которой состояли люди, способные на несогласие, на «новую», от которой остаётся лишь одно название КПК и которая состоит из лично преданных Мао выходцев из хунвэйбинов.
«Культурная революция» в Китае — это политическая кампания, инициированная лидером компартии Мао Цзэдуном в 1966 году, с целью создания «нового человека». Этот «новый человек» должен был стать
«бескорыстным общественным созданием в свободном от господства социуме, которое то и дело встречается в разных утопиях», отмечает китаевед Оскар Веггель (Oskar Weggel).
Для достижения этой цели Мао призывал уничтожить «четыре пережитка»:
Их место должны были занять идеи Мао Цзэдуна.
Можно соотнести это со спиралью развития общества и классифицировать эти действия Мао, как попытку создать новую культуру, однако, без работы в сфере образования и науки, это преображение было неполным.
Кроме того, Мао выступал за нейтрализацию так называемых контрреволюционных и ревизионистских элементов внутри партии, воплощением которых стал его политический оппонент Лю Шаоци, который сменил Мао на посту председателя КНР несколькими годами ранее.
Таким образом, «культурная революция» также была своего рода борьбой за власть в руководстве Коммунистической партии Китая.
В области экономики Лю делал ставку на либеральные «рыночные» отношения (как позднее и Дэн Сяопин), а в политике — на партийную дисциплину. Для Мао же любые стимулы к обогащению были ненавистны. Даже партийных функционеров он относил к «новому классу эксплуататоров», как это, не без оснований, делали Сталин (например, устроив взбучку основным партийным бонзам на пленуме 1952 года) и Берия (уже после смерти Сталина продолживший его курс на оттеснение партии от рычагов власти). Соответственно Мао видел двигатель социального прогресса лишь в перманентной классовой борьбе. Тут можно вспомнить высказывание Сталина 3 марта 1937 года в докладе на Пленуме ЦК ВКП(б):
«…Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится будто бы все более и более ручным.
Это не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу даёт возможность оправиться для борьбы с Советской властью.
Наоборот, чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы как последние средства обреченных…» (Сталин И. «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» // «Слово товарищу Сталину». М., 1995 г., с.121—122).
Культурная революция в Китае вызывает споры и всё равно остается загадочной в силу внешней абсурдности событий. Однако помимо хаотичности и разрушительности в ней есть свой смысл и замысел. Страна шла к социально-политическому кризису, в Китае накапливалась энергия протеста, и Мао нашел ей полезное с его точки зрения применение.
Длилась эта кампания с 1966 по 1976 год. Всё началось с разгромной деятельности школьников и студентов — хунвейбинов («красногвардейцев»): сформированная в отряды молодёжь затеяла агрессивную борьбу с «четырьмя пережитками». Конкретно это коснулось в первую очередь учителей и профессоров, которых принуждали к «признаниям». Квартиры учителей были разгромлены, храмы, пагоды и библиотеки — разрушены. Вскоре к «революции» примкнули и рабочие, а также значительная часть городского населения. Всё чаще жертвами становились сотрудники партийного аппарата на местах.
Публичная казнь во время культурной революции
Страна погрузилась в хаос. Более половины всех членов Политбюро, а также ЦК и секретарей местных партийных организаций потеряли свои посты в первые же месяцы «культурной революции». Государственная система рухнула.
Когда ситуация полностью вышла из-под контроля, Мао пустил в дело Народно-освободительную армию Китая под руководством его соратника, министра обороны Линь Бяо. Поскольку армия представляла собой своего рода государство в государстве, её мало затронул царящий хаос. К 1968 году военные почти полностью взяли страну под контроль. Хунвейбины, которые продолжали сопротивление, были отправлены «на перевоспитание» в сельские районы или в ускоренном порядке казнены.
В 1969 году началось восстановление партийного аппарата. Однако военные под командованием Линь Бяо не горели желанием добровольно сдавать свои позиции. Сам Линь Бяо участвовал в печально известном заговоре под названием «Проект 571», целью которого было, в том числе, и убийство Мао. Но заговор был раскрыт, а самолёт, на котором Линь Бяо бежал из Китая в сторону СССР, рухнул при до сих пор неясных обстоятельствах на территории Монголии.
Несмотря на восстановление партии, спокойствие вернулось в Китай лишь в 1976 году. Так называемая «банда четырёх», в которую входила и жена Мао Цзэдуна, пыталась выступить против новых партийных звезд — Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина. Окончательное поражение они потерпели в момент смерти Мао 9 сентября 1976 года. Хаос «культурной революции» закончился вместе со смертью её инициатора.
Работа на селе во времена «культурной революции».
И все же, в эту эпоху, как ни удивительно, научная мысль умудрилась не только остановиться, но и активно развивалась: за это десятилетие мудрецы из Поднебесной успели синтезировать биологически активный инсулин и транспортную рибонуклеиновую кислоту, испытали водородную бомбу, запустили несколько искусственных спутников, которые благополучно вернулись на Землю… Нация продолжала думать и творить. Странный какой-то хаос получается, верно?
«Цитатник» Мао Цзэдуна, также известный под названием «маленькая красная книжечка», представляет собой сборник текстов, речей и лозунгов, которые Линь Бяо собрал воедино в середине 1960-х годов.
Во времена «культурной революции» каждый истинный революционер должен был иметь при себе экземпляр этой книги. Часто хунвейбины даже приветствовали друг друга цитатами оттуда. К сегодняшнему дню по всему миру напечатано не менее миллиарда экземпляров «Цитатника» Мао.
С самого начала «культурная революция» содержала в себе противоречия, которые не могли быть разрешены. Мао хотел одновременно быть революционером, рушащим старые иерархии, но в то же время сохранить полный контроль. Когда это противоречие вылилось в жестокую борьбу между фракциями, Мао привлёк военных, чтобы восстановить порядок.
Мечта о «новом человеке» была похоронена. На её место пришла «власть, исходящая из ствола винтовки». А если копнуть глубже, то на основе древних верований и представлений о чести, которые сохраняются везде в мире именно в армейских кругах. В итоге вновь возникла партия, выстроенная по ленинской модели — с иерархией и бюрократией с конфуцианством в своей сердцевине.
Это можно проследить ещё до прихода социализма в Китай.
Ли Хунжчан и Чжан Чжидун были главными деятелями начального этапа модернизации в Китае — так называемого движения за усвоение заморских дел, или «политики самоусиления». Видным теоретиком доктрины заимствования западных технических и военных новшеств выступал советник и доверенное лицо Ли Хунчжана Фэн Гуйфэнь, крупный шэньши, педагог и учёный из Сучжоу (1809—1875). В книге «Новая история Китая» под редакцией академика С.Л. Тихвинского он называется автором идеологемы «китайская (т. е. конфуцианская) наука составляет основу, а западная носит лишь сугубо прикладной характер»
В других изданиях её автором выдвигается Чжан Чжидун, который, как и Ли Хунчжан, был важным правительственным сановником и осуществлял торгово-промышленную деятельность в период «самоусиления». На наш взгляд, эта идеологема является ключевой в идеологии правителей Китая на протяжении всего периода новой истории (1840—1949 гг.) и её влияние прослеживается также в политике современного китайского руководства. Фэн Гуйфэнь считал необходимым укрепить в стране конфуцианский порядок, а из западных наук заимствовать лишь то, что, по его мнению, способствовало силе и могуществу Запада. В то же время подчёркивал морально-этическое превосходство китайцев над иностранцами. В своём сочинении «О стремлении к западному знанию» он писал, что сформулированные в Китае в давние времена принципы священного учения Конфуция являются основой любых знаний и что в настоящее время следует освоить лишь ту технику, которая позволила западным державам достичь богатства и военного могущества.
Вторая после Ли Хунчжана ключевая фигура новой истории Китая, по определению китайского учёного Дэн Цзэ, — это Юань Шикай, преемник Ли Хунчжана на правительственных постах в цинской империи, а также президент Китайской республики, которому этот пост передал Сунь Ятсен. Наибольшей заслугой Юань Шикая в деле модернизации китайские учёные сейчас называют создание современной новой армии (бэйянской) по западным образцам. Его правой рукой в этом деле был генерал Дуань Цижуй, занимавший впоследствии посты военного министра и премьера Китайской республики. Юань Шикай в июне 1913 г. издал указ о восстановлении ритуала почитания Конфуция в учебных заведениях, а в феврале 1915 г. утвердил программу развития образования, предусматривавшую уроки чтения источников по конфуцианству и даосизму. Юань Шикай и Дуань Цижуй настаивали на включении в конституцию Китайской республики статьи, устанавливающей, что «нравственное усовершенствование соответственно учению Конфуция составляет основу системы просвещения».
Напротив, видный представитель марксизма в Китае, первый генсек КПК, Ли Дачжао считал, что Конфуций и конституция — понятия несовместимые.
В период бэйянского милитаризма (1916—1928 гг.) в ответ на отрицание конфуцианства идеологами «движения за новую культуру» и движения «4 мая 1919 г.» новые правители Китая – лидеры военно-политических группировок (милитаристы, которые после «культурной революции» как раз и стали восстановителями порядка) — старались сохранить конфуцианские традиции, многие милитаристы издавали указы об обязательном чтении конфуцианской литературы.
В первой половине 1930-х годов с идеей возрождения конфуцианства выступили «новые традиционалисты» философы Лян Шумин и Сюн Шили. Для них возрождение духа конфуцианства означало сохранение национальной культуры. В этот период вновь стал официально отмечаться день рождения Конфуция, отменённый в 1911 г. после Синьхайской революции.
В период после прихода к власти КПК постконфуцианская школа получила развитие в трудах ряда философов, живших на Тайване и в Гонконге: Чжан Цзюньмая, Моу Цзунсаня, Тан Цзюньи, Сюй Фугуаня и других. В 1958 г. они опубликовали «Манифест китайской культуры человечеству», содержавший программу глобализации культурных ценностей китайцев. Современная историография КНР датирует этим годом появление «современного нового конфуцианства». По мнению сторонников этого направления, являясь квинтэссенцией традиционной китайской культуры, конфуцианство способно сыграть роль движущей силы модернизации Китая, стать духовной силой обновления китайского общества.
Далее Мао Цзэдун объявил о китаизации марксизма и вскоре начал свои эксперименты, которые завершились коллапсом. В его политической кампании по «исправлению стиля» можно увидеть влияние одного из главных положений Конфуция в управлении государством и обществом — «об исправлении имён».
Дэн Сяопин явился инициатором рыночных реформ и построения «социализма с китайской спецификой» в ходе осуществления программы «4–х модернизаций».
В девяностые годы ХХ в. был выдвинут лозунг построения общества «сяокан», которое является понятием традиционной конфуцианской культуры. Л.С. Переломов отмечает, что Дэн Сяопин связал свои реформы с «сяокан», первой социальной утопией Конфуция, но развил её в духе Мэн-цзы, другого представителя раннего конфуцианства, у которого определяющим фактором была хозяйственная деятельность.
В 2000 году Цзян Цзэминь выдвинул лозунг «управления государством с помощью морали» (и дэ чжи го), впоследствии он неоднократно выступал за «усиление социалистического идеологического и морального строительства».
На 6–м пленуме шестнадцатого созыва (октябрь 2006 г.) и на XVII съезде КПК была поставлена цель формирования культуры гармоничного социалистического общества.
Новые задачи были поставлены на 6–м пленуме ЦК КПК 17 созыва (октябрь 2011 года). Впервые была выдвинута стратегическая цель строительства «могущественного культурного государства» (вэньхуа цянго). Особенностью новой стратегии стала тесная взаимосвязь внутренних задач консолидации общества с повышением международного влияния страны.
Китайские авторы подчёркивают, что традиционная культура нужна не только для решения внутренних задач укрепления общественной морали и создания гармоничного общества, но и для создания нового мирового порядка. Они считают, что «китайская традиционная культура с конфуцианской культурой в качестве основы является культурой, обладающей всеобщими ценностями». Её вкладом в формирование всеобщих ценностей могут стать общественная этика, идеал великого единения, дух ответственности и идеи гармонии (КАРЕТИНА ГАЛИНА СЕМЕНОВНА — Конфуцианство в процессе модернизации Китая // Известия Восточного института. 2015. №2 (26). (дата обращения: 17.05.2017)).
После смерти Мао многие его соперники вновь получили власть. В том числе и Дэн Сяопин, благодаря экономическим реформам которого страна шагнула в новую эру (надо заметить — при помощи финансового капитала США).
Согласно сегодняшним оценкам, в ходе «культурной революции» были убиты от 1,4 до 1,6 миллиона китайцев. Вероятно, большая часть из них погибла в результате «зачисток» Народно-освободительной армии, которая любыми способами боролась за восстановление порядка в стране. К немногим позитивным эффектам «культурной революции» можно отнести введение системы здравоохранения (пусть и недоразвитой) и реформу школьного образования для рабочих и крестьян.
В 1981 году Дэн Сяопин позволил провести над «бандой четырёх» показательный суд и назвал «культурную революцию»
«большой катастрофой для партии и народа».
Официальная линия партии сегодня придерживается мнения, что Мао был неправ на 30 процентов, но вполне прав на 70. Китай уже давно отказался от идей Мао о перманентной революции. Сегодня партия представляет собой строгую иерархию, имеет монополию на власть в стране и особенную ценность придаёт общественной стабильности.
Внешняя политика Китая — Американский «угол»
Весь накал страстей и динамику советско-китайских взаимоотношений в 60—70-е годы невозможно оценить изолированно, без учёта фактора международной обстановки в целом и политики США в частности. Не случайно именно тогда возникли и получили широкое распространение как в отечественной, так и зарубежной дипломатической теории и практике концепции «треугольника», в рамках которого рассматривался весь комплекс связей СССР-КНР-США. Суть этой концепции сводилась к одному: все три «угла» имели определённый политический, военный, экономический вес, который, однако, не позволял ни одной из сторон доминировать на международной арене. Доминирование могла бы обеспечить лишь та или иная комбинация объединения двух «углов» против третьего. К достижению такой комбинации стремились все три игрока — США, СССР и КНР, которые активно играли на взаимных противоречиях, подозрениях и амбициях.
В свете этого китайско-американское сближение на рубеже 60—70-х годов было взаимным: обе стороны находили его крайне выгодным для себя и прежде всего для скоординированного устранения с международной арены третьего «угла» — СССР (активного агитпункта социализма, поскольку Китай с приходом эзотерического (для посвящённых) конфуцианства с экзотерическим (для толпы) марксизмом перестал быть таким потенциальным агитпунктом).
Для США сближение с Китаем обеспечивало окончательный раскол советско-китайского «монолита», устранение опасности совместных, скоординированных действий двух социалистических государств на мировой арене, и прежде всего, против Вашингтона.
В КНР сближение с США рассматривалось как форма борьбы с СССР. Не случайно антисоветская составляющая первых шагов Вашингтона и Пекина превалировала над всеми иными.
Решение о сближении с Вашингтоном было утверждено на пленуме ЦК КПК в октябре 1968 года. Через месяц Китай предложил США возобновление переговоров в Варшаве и заключение соглашения о пяти принципах мирного сосуществования. Вашингтон в 1969—1971 годах предпринял целую серию ответных жестов в политической, военной и экономической областях.
Официальное начало развитию американо-китайского диалога положила секретная поездка в Пекин помощника президента США по вопросам национальной безопасности Г. Киссинджера.
Г. Киссинджер и Чжоу Эньлай, 1971 год.
В июле 1971 года, находясь с официальным визитом в Пакистане, он неожиданно под предлогом болезни «исчез» из поля зрения журналистов. По предварительной договоренности с китайскими лидерами Киссинджер тайно посетил Пекин, где встретился с премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем.
Это был прорыв в американо-китайских отношениях, «замороженных» после победы народной революции в Китае (1949 год). Во время переговоров Г. Киссинджер заявил, что
«США более не являются врагом Китая, не будут более изолировать Китай, поддержат предложение о восстановлении членства КНР в ООН, но выступают против изгнания из ООН представителей Чан Кайши».
В 1971 году на XXVI сессии Генеральной Ассамблеи ООН КНР была восстановлена — или скорее принята — в Организацию Объединенных Наций. Длительная американская блокада этого решения ООН закончилась, Тайвань лишился места в этой организации, а КНР получила фактически статус великой державы. Это была великая победа китайской дипломатии, которая, однако, стала возможной только благодаря изменившейся позиции Вашингтона.
Итак, на рубеже 60—70-х годов Советский Союз оказался перед лицом серьёзной опасности, возникшей в связи с установлением и развитием американо-китайских отношений. И без того крайне натянутые, а то и откровенно враждебные советско-китайские отношения с начала 70-х годов, когда в большую советско-китайскую «игру» вступили США, стали ещё более сложными.
Д. Рокфеллер и Чжоу Эньлай, 1973 год.
Обстановка, создавшаяся тогда в международных отношениях, была уникальна для Вашингтона. Кризис в советско-китайских взаимоотношениях позволил ему занять место «мудрой обезьяны», наблюдающей с высокой горы за схваткой двух «тигров». Сам Киссинджер, касаясь политики США в отношении Москвы и Пекина, в своём докладе президенту Никсону по итогам визита в КНР в феврале 1973 года, перефразируя известную американскую пословицу, отмечал:
«…Нам нужно иметь наш «маотай» и пить нашу водку».
Суть такой политики заключалась во взвешенном подходе по отношению к двум другим сторонам «треугольника». Киссинджер, как главный архитектор внешней политики США, с самого начала считал, что
«геополитическим интересам Соединённых Штатов отвечает обеспечение независимости и территориальной целостности Китая перед лицом советской угрозы. Однако, в то же время, Америка не хотела быть вовлечённой в грубую конфронтационную политику, к которой призывал Пекин».
В нужный момент Вашингтон делал реверанс в ту или иную сторону, разжигая недоверие и враждебность между Москвой и Пекином. Так, в частности, директор ЦРУ США Р. Хелмс ещё до нормализации отношений с Китаем неоднократно организовывал «утечки» сведений о «предстоящем нападении» СССР на КНР. Вашингтон немедленно доводил до сведения китайцев предложения, которые Л.И. Брежнев якобы делал президентам Р. Никсону, а затем Дж. Форду относительно создания «формального союза против Китая».
Такое крайне выгодное для США положение сохранялось практически до конца 80-х годов, до развала Советского Союза. «Китайская карта» в конечном счёте помогла Вашингтону выиграть «холодную войну» и устранить главную угрозу своим интересам, политике и ценностям со стороны некогда мощной сверхдержавы — СССР.
Дипломатия пинг-понга, осуществляемая Китаем и США в 1970-х годах — это, безусловно, прорыв в американо-китайских отношениях. Благодаря этой замечательной игре и предприимчивости Премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая и Госсекретаря США Генри Киссинджера в отношениях Пекина и Вашингтона удалось растопить лёд недоверия. Вместе с тем, это также способствовало изменению геополитической ситуации в «большом стратегическом треугольнике» США-СССР-КНР: упрочило положение КНР и США и ослабило позиции СССР, который к концу 1970-х оказался в международной изоляции.
Выдохшейся и обескровленной стране предстояло зализывать раны и оправляться от десяти лет репрессий. Ей предстояло построить одну из мощнейших экономик в мире и заполонить магазины Лондона, Сан-Франциско и Москвы товарами с маркой «Сделано в Китае». Китайцы с облегчением устремили взгляды туда, куда неизменно устремляли их в трудную минуту, — к Золотому веку мифических императоров древности, правивших мудро и справедливо. Конфуций любил приводить этот век в пример живущим.
В 1981 году ЦК КПК вдруг будто просыпается от спячки, протирает глаза и сообщает городу и миру о своих ощущениях. Решение «По некоторым вопросам истории партии» признает:
«Культурная революция не была и не может быть революцией или источником социального прогресса в каком бы то ни было смысле… она явилась смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками; смутой, которая принесла серьёзные беды партии, государству и всему многонациональному народу».
Беда в том, что так не бывает. Кто бы ни инициировал «смуту», в ней принимали участие не два и не три человека, даже не четыре.
На мавзолее Мао Чжуси, на той самой главной площади страны Тяньаньмэнь, где уже в 1989 году престарелый Дэн Сяопин раздавил танками демонстрацию совсем других студентов, до сих пор красуется портрет Великого Кормчего (в 1953 году там в день смерти был и портрет Сталина).
Не надо кидать в него оскорбления и т.п. Это чревато тюремным заключением или смертной казнью. Да и вообще — не надо. «Культурную революцию», как любую другую революцию в любой другой стране, китайцы сделали все вместе. Вместе из неё и вышли.
В Китае 2009 год был объявлен «Годом Сталина». Аналогичные мероприятия в КНР проводились в 1979 и 2003 годах — в годы, соответственно, 100-летия со дня рождения Сталина и 50-летия со времени его кончины. Бюсты Сталина и улицы его имени сохранились по всему Китаю: от граничащего с Казахстаном г. Кульджа до Маньчжурии.
В китайских туристических буклетах отмечается, что «слепого поклонения» Мао Цзэдуну, Сталину, другим классикам марксизма в Китае, в отличие от 1950—1970-х годов, уже нет. Но уважение к их памяти осталось, и не только на официальном уровне. Китайский народ и его руководство не склонны «переписывать» и шельмовать не только свою историю, но и историю тех государств, которые, как и их руководители, оказали большое влияние на развитие Китая, на деятельность его коммунистической партии. Это обусловлено и тем, что многие рекомендации, выводы и прогнозы, например, Маркса и Сталина и ныне успешно претворяются в практике социализма с китайской спецификой.
Например, в Китае цитируются рекомендации Сталина, адресованные Мао Цзэдуну и Чжоу Эньлаю (премьер-министру КНР с 1949 по 1975 год). И празднование 60-летия КНР в 2009 году очень напоминало аналогичные мероприятия последнего «сталинского» десятилетия.
Небезынтересно, в этом контексте, мнение известного востоковеда Юрия Галеновича, который полагает, что официальная китайская пропаганда в анализе российской истории по сей день придерживается прежней, маоцзэдуновской точки зрения: СССР развивался правильно только при Ленине и особенно при Сталине. Всё дальнейшее (Хрущёв, Брежнев и др.) было поначалу отступлением от социалистических норм, а затем — их дискредитацией, поведение же Горбачёва — прямое предательство, продолженное Ельциным. Однако после 1990-х российское руководство «одумалось». Именно такие оценки новейшей истории СССР-России, по данным эксперта (подробнее см.: Ю. Галенович «Взгляд на Россию из Китая: прошлое и настоящее России и наших отношений с Китаем в трактовке китайских ученых», М., «Время», 2010), были представлены в распространявшемся по всему Китаю 8-серийном документально-художественном фильме, созданном в канун 90-летия Октябрьской революции (2007 г.):
«Нужно проявлять предусмотрительность и принимать меры предосторожности заблаговременно: исторические уроки гибели КПСС и СССР».
И китайцы на это недвусмысленно намекнули, не так давно выпустив интересный ролик под названием «Вперёд, товарищи!». Который хотя он и был сделан в Китае, но скорее всего предназначался не для китайской, а для русской аудитории, поскольку в названии фильма (по умолчанию) звучит призыв к русским большевикам: «Хватит отступать перед троцкистами — Вперёд, товарищи!». Об этом же говорит и тот факт, что о нём в Китае мало кто знает, и он не обсуждался в Китае так широко, как в России.
Какие отношения между Культурной революцией и возрождающимся Китаем? Общепринятое мнение, что Культурная революция была некой оппозицией процессу глобализации, что десятилетие ксенофобного хаоса и экономического краха было верно проанализировано Дэн Сяопином, который мудро оценил реальность и реинтегрировал Китай в мировую экономику, однако под руководством и покровительством западной концепции глобализации.
Только после этого поставили задачи о создании нового мирового порядка на основе китайской культуры с конфуцианством в основе (октябрьский пленум 2011 года). Но тут китайцы оказались в ловушке своего внутреннего толпо-«элитаризма», поскольку западная концепция глобализации выстроена так, чтобы безальтернативно вписывать любой другой толпо-«элитаризм», потому для выхода из под влияния западной концепции глобализации нужно перестать пытаться строить толпо-«элитарное» общество, а выйти с действенной альтернативой такому устройству общества. Благо информационные условия, в которых находится общество к этому располагают.
Отношение к реформам было более сложным. Культурная революция, особенно своей ранней радикальной фазой, обозначила высокую степень сопротивления мировому капитализму. Несмотря на все свои ошибки, маоисты подготовили материальную часть и человеческие ресурсы, которые были необходимы для последовательного стремительного роста. Экономический бум, который последовал сразу после эры Мао Цзэдуна, построен на достижениях маоистского Китая, включая национальную и социальную эмансипацию, хотя он и имел значительные недостатки.
Хотя Культурная революция могла бы принести больше пользы экономике страны, неправильно считать, что это было потерянным десятилетием для развития Китая. Китай обнаружил большие международные возможности после Культурной революции, чем до неё. Экономическая интеграция Китая в мировой капитализм произошла тогда, когда миру потребовались колоссальные человеческие ресурсы, которые не были нужны в меньшей глобальной экономике середины 1960-х годов.