РАННЯЯ ИСТОРИЯ СУМАТРАНСКО-МАЛАЙСКОГО КОРОЛЕВСТВА ШРИВИДЖАИ (VII в.)
В 670—673 гг. правитель Шривиджаи направил посольство к китайскому двору. В 671 г. Шривиджаю посетил китайский паломникбуддист И Цзин. Его записки служат очень важным источником знаний о ранней Шривиджае и о состоянии буддизма в странах Южных морей в ту эпоху. Как сообщает И Цзин, который прибыл в Шривиджаю (Шилифоши) из Кантона по пути в Индию и остановился там на полгода, столица этого государства, Виджая, находилась в нескольких десятках километров от морского побережья и представляла собой укрепленный город.
И Цзин отмечал, что это был крупный центр буддизма, где хранят обычаи буддизма Мадхьядеши (Индии), и советовал своим собратьям-монахам, направлявшимся к буддийским святыням в Индию, остановиться здесь на один-два года, чтобы глубже постичь буддийскую науку. Здесь имелись знатоки священного языка буддизма махаяны — санскрита. И Цзин некоторое время изучал санскрит, а затем продолжил свое путешествие в Индию, посетив по дороге Мелаю и Кедах. После длительного пребывания в буддийском центре Индии Наланде, который, вероятно, уже тогда был связан с буддийской общиной Шривиджаи, И Цзин тем же путем вернулся в 685 г. на Суматру.
Он жил там 4 года, потом на короткое время ездил в Китай и, наконец, вновь обосновался в Шривиджае и оставался там с 689 по 695 г., занимаясь вместе со своими помощниками перепиской и переводами текстов буддийского санскритского канона на китайский язык. Во второй части своих записок о буддизме И Цзин отмечает в 689 г., что государство Мелаю, которое он в свое время посетил, стало теперь частью Шривиджаи.
Изменения, отмеченные И Цзином, подтверждаются и поясняются данными эпиграфики последней четверти VII в. Имеются в виду древнейшие из известных надписей на древнемалайском языке, написанные древнеиндийским шрифтом, 4 с Суматры и I с острова Банка. Четыре из этих надписей относятся к 683—686 гг., одна без точной даты — к последней четверти VII в. Надпись 683 г. из Палембанга гласит, что в апреле этого года король Шривиджаи совершил обряды, связанные с обретением священной силы, для чего он выходил в море, а в мае во главе большой морской экспедиции в 20 тысяч человек он покинул устье реки Муси и одержал победу над врагами, «принеся Шривиджае власть и богатство». Другая надпись, 684 г., сообщает о дарении королем Джаянашей земли и плодовых деревьев в пользу духовенства в связи с закладкой священного сада Шрикшетры. Король здесь выступает как правоверный буддист. Две надписи 686 г. из Каранг Брахи (верховья реки Батанг) и острова Банка содержат угрозы и проклятия населению Мелаю и острова Банка, если оно не будет покорным королю и его чиновникам, причем в последней сообщается о подготовке похода против Явы.
Таким образом, ранняя малайская эпиграфика доносит до нас определенные свидетельства экспансии растущего восточносуматранского государства. Шривиджая, имевшая удобный выход к морю и аграрную периферию, в последней четверти VII в. при короле Джаянаше расширила свои владения за счет Мелаю в направлении к выходу из Малаккского пролива у южной оконечности Малаккского полуострова, закрепилась на острове Банка (овладев таким образом проливом, ведущим в Яванское море) и, вероятно, осуществила захват западнояванских территорий на противоположном берегу Зондского пролива. Направления шривиджайской экспансии показывают, что ее целью было овладение морскими проходами из Индийского в Тихий океан. Военно-политическое господство в зонах Малаккского и Зондского проливов должно было служить основой для установления некоего подобия торговой монополии. Последующие события, связанные с внешней политикой суматранской империи, это подтверждают.
Пятая надпись последней четверти VII в. на древнемалайском языке из Телага Бату раскрывает некоторые стороны внутренней политики шривиджайской монархии в этот ранний период. Король подчинил местных князьков (дату), и на основе их владений образовалось королевство (кедатуан), в котором ряд бывших самостоятельных правителей был интегрирован в состав центрального и провинциального аппарата управления. Другие продолжали править в своих областях как вассалы и союзники. Сам король первоначально носил титул хаджи (древний австронезийский термин, обозначающий верховного правителя). Установилась определенная иерархия власти во главе с хаджи. В этой иерархии важное место занимало буддийское духовенство, которому передавалось крупное имущество и право эксплуатации крестьянства. Среди первых лиц в государстве были крупные торговцы и капитаны кораблей (флот был уже могучей силой, подконтрольной монарху). Низшую ступень в этой иерархии занимали главы сельских общин, обладавших своей системой управления, но подчинявшихся государству через специальных королевских чиновников. Была категория лиц рабского статуса, которые эксплуатировались как светскими и духовными владельцами, так и общинами. Чиновники приносили клятву на верность хаджи, выпивая священную воду («воду проклятия»). Власть хаджи освящалась буддийской идеологией, однако большую роль в этом играли и традиции малайских анимистических верований, представления о сверхъестественной силе, носителями которой являются правители и их предки, магические обряды.
Территориальным ядром королевства Шривиджаи стала юго-восточная Суматра, и прежде всего нижние бассейны Джамби (Батанг) и Муси. Здесь правили чиновники короля и осуществлялся принцип верховной собственности монарха. Неясно, как конкретно реализовалась власть хаджи и его аппарата в остальных районах Суматры, но очевидно, что она распространялась на удобные для земледелия долины рек и прибрежные районы, в то время как горные области, как правило, были лишь обложены данью и сохраняли неизменной свою социальную структуру, преимущественно родоплеменную. В таком государстве, как Шривиджая, в значительной степени ориентированном на доходы от торговли, королевская власть должна была опираться на многочисленный флот и жесткую таможенную политику, подкрепляемую борьбой с пиратством или использованием его в своих интересах. За пределами суматранского ядра власть Шривиджаи осуществлялась через систему вассальных правителей, зависимых от Шривиджаи во внешней торговой и военной политике. На этой основе складывалась торговая морская империя, но она во многом держалась и на регулярных грабительских набегах, которые предпринимали шривиджайские правители с помощью своего флота и опорных баз на островах.
Суматранско-малайская культура в раннем средневековье не оставила столь масштабных и многочисленных памятников культовой архитектуры, как яванская, преимущественно аграрная, цивилизация, хотя именно здесь развились крупнейшие центры буддийской учености, известные далеко за пределами ЮВА.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ШРИВИДЖАИСКИХ МОНАРХОВ В КОНЦЕ VII—VIII вв. И СОЗДАНИЕ МОРСКОЙ ТОРГОВОЙ ИМПЕРИИ
Опираясь на суматранские административные и вассальные территории, Шривиджая в конце VII в. уже вела борьбу за подчинение западного побережья Малаккского полуострова, за захват Кедаха и соответствующих портовых и земледельческих районов. Продолжалось покорение прибрежных государств на Северной и Южной Суматре. К середине VIII в. Шривиджае удалось поставить, под свой контроль древние торговые государства северной части Малайи — Лангкасуку и Тамбралингу. Далее на север сфера господства Шривиджаи, очевидно, не простиралась, там она граничила с территориями, подвластными монским государствам, прежде всего королевству Дваравати.
Короли Шривиджаи старались демонстрировать дружественные отношения с танским Китаем, который установил господство в Северном Вьетнаме и угрожал южным областям Восточного Индокитая, в первую очередь Тямпе. Для Шривиджаи отношения с могущественной династией Тан играли определенную роль в ее борьбе за проникновение на территории вдоль побережья Южно-Китайского моря. Посольства к китайскому двору имели место в 670—673, 695, 702, 716, 724, 728, 742 гг. Императору Поднебесной посылались в подарок и в знак признания его «старшинства» разные экзотические продукты, разноцветные попугаи, карлики, императорский двор в свою очередь жаловал правителей Шривиджаи почетными титулами и присылал ответные дары. Но, стремясь стать единовластной хозяйкой Южных морей, Шривиджая в этих отношениях преследовала свои цели. После 742 г. посольства в Китай прекратились надолго.
С середины VIII в. шривиджайские правители предприняли серию грабительских рейдов в области Восточного и Южного Индокитая, используя как базу захваченный малайскими силами остров Пуло Кондор. Кхмерские земли Ченлы, тямские владения и даже подвластные Китаю северовьетнамские округа становились объектами военно-морских экспедиций и пиратских набегов со стороны Шривиджаи. Китайцы отбили одно такое нападение в 767 г. Значительным свидетельством внешнеполитической истории Шривиджаи является надпись 775 г. на каменной стеле из Лигора (современный Южный Таиланд). Санскритский текст лигорской стелы как бы знаменует собой htof завоеваний Шривиджаи за пределами Суматры и формирование межостровного объединения под властью монархов шривиджайской династии, которые стали титуловать себя махараджами.
Согласно широко распространенной в современной историографии точке зрения, в это время в Шривиджае правила приверженная буддизму династия Шайлендра, яванская ветвь которой захватила власть и в центральнояванском государстве Матарам. По поводу происхождения династии Шайлендра давно ведутся споры. Однако вероятность древнекхмерского, яванского, малайского или даже индийского происхождения Шайлендра принципиального значения для характеристики основ политической власти в раннесредневековых государствах Суматры и Явы не имеет. Космополитические черты, иноземные генеалогии и связи высшей власти вовсе не исключают местной социальноклассовой ее природы.
Суматранские памятники, связанные с культовым строительством, намного уступают яванским буддийским и индуистским памятникам по богатству архитектуры и изобразительного искусства. Но широкий географический ареал распространения святилищ Шривиджаи, разбросанных помимо районов Палембанга и Джамби по всей Восточной и Южной Суматре, встречающихся на Малаккском полуострове и на перешейке Кра, вполне соответствует масштабам политической и религиозной экспансии Шривиджаи. Эпиграфика доносит сведения о том, что на территории империи по приказу махараджей шривиджайской династии и под надзором их главных священнослужителей возводились кирпичные ступы и храмы, посвященные различным божествам буддизма махаяны. Такие строения найдены в Лигоре, Кедахе, Чайе, других местах полуострова.
Шривиджая в этот ранний период своей военно-политической экспансии не только приумножала внешние владения за счет территорий к северу от стратегически важного Малаккского пролива, но и стремилась распространить свою власть на юго-восток, вплоть до исконно яванских земель. Центральнояванские княжества не стали частью Шривиджаи, и Матарам противопоставил ей независимую внешнюю политику. Однако с середины VIII по 30-е годы IX в. короли-буддисты из рода Шайлендра (возможно, яванская ветвь той же династии, что и в Шривиджае) господствовали в долине Кеду, отчасти объявив вассалами, отчасти вытеснив представителей линии Санджаи, сторонников шиваизма.
К концу VIII в. Шривиджая установила свое преобладание на морских коммуникациях, шедших через Малаккский и Зондский проливы, и сухопутных трассах и волоках, пересекавших Малаккский полуостров. Это обеспечивало ей контроль за главными артериями торговли, связывавшими Китай, Восточный и Южный Индокитай и Большие Зондские острова с Индией и Арабским халифатом.
ШРИВИДЖАЯ В ЭПОХУ РАСЦВЕТА. ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПОДЪЕМ
Период с середины IX по начало XI в. является временем наивысшего подъема суматранско-малайской державы. Об этом можно судить главным образом по сообщениям внешних источников. С VIII в. усиливается роль арабо-мусульманских торговцев в Южных морях, и наряду с китайскими хрониками Западная Нусантара попадает в поле зрения арабских географов и путешественников. Именно у них мы узнаем по ярким описаниям достопримечательностей «страны Забадж» Шривиджаю эпохи расцвета, с ее богатыми портами, разнообразной торговлей, запасами товаров и дворцовыми сокровищами, обширными торговыми и культурными связями. Из сочинений 40-х — 50-х годов IX в. следует особо выделить «Сообщения о Китае и Индии» неизвестного автора, «Книгу путей и стран» выдающегося географа Ибн Хордадбеха, составленную ок. 846 г. с использованием античных данных (по Птолемею), из сочинений начала X в. — писания Абу Зайда Хасана, основанные на материалах IX в., и наконец, из авторов середины X в. необходимо назвать Масуди, звезду первой величины в средневековой арабской географической науке, а также книгу «Чудеса Индии».
На основе арабских свидетельств можно сформулировать весьма существенные аспекты жизни и обычаев Шривиджаи в середине — второй половине IX в. (Ибн Хордадбех, Абу Зайд) и к середине X в. (Масуди, Абу Дулаф).
Арабские авторы отмечают ведущее положение суматранско-малайской империи среди государств Западной Нусантары, ее значительное место в регионе в целом. Шривиджая, пользуясь своей военно-морской силой и обширными подконтрольными территориями, диктовала свою волю не только островным, но и континентальным государствам региона. Не случайно появление в передаче Абу Зайда рассказа некоего Сулеймана о том, как махараджа Шривиджаи наказал короля Ченлы Воды (кхмерского государства) в конце VIII в. Этот король (по всей вероятности, это был Махипативарман) отважился пожелать, чтобы ему принесли голову махараджи «Забаджа», в ответ на это махараджа послал в Ченлу свой флот, пленил легкомысленного короля, обезглавил его и его набальзамированную голову отправил в специальной урне преемнику казненного (вероятно, это был Джаяварман II).
К середине IX в., как сообщают тот же Абу Зайд и другие арабские авторы, Шривиджая под управлением махараджи властвовала над большим числом островов, многие из которых отстояли на «тысячу и более фарсангов» от столицы (т. е. более 6 тысяч км). Это выглядит преувеличением, но географически более конкретные наблюдения заслуживают доверия: сообщается, что Шривиджая правит Срибузой (Суматрой), Рами (Аче на Северной Суматре), Калахом (Кедахом), который является одним из владений империи на Малаккском полуострове. Сама же столица упоминается как большой город, лежащий примерно в месяце плавания от Китая. Для ближневосточных торговцев и путешественников было также важно отметить, что Кедах находился на полпути между Аравией и Китаем.
Особого упоминания удостоились у арабоязычных авторов неисчислимые богатства махараджи, и прежде всего золотые и серебряные запасы. Источниками этих запасов были торговля, грабеж и добыча этих металлов на Суматре и в Малайе. Наряду с этим отмечаются плодородие и густонаселенность аграрных районов при городских центрах, без чего государство в целом было бы слишком зависимо от внешнеторговой конъюнктуры.
В 955 г. Масуди писал, что Шривиджая имеет огромную армию и многочисленное население, а ее владения поставляют царю больше благовоний и пряностей, чем их имеется у других правителей. Палитра местных товаров, пользовавшихся огромным спросом на мировом рынке, в это время включала камфару и алоэ, перец, гвоздику, мускатный орех и кардамон, сандаловое дерево и другие ценные и редкие сорта древесины и т. д. У Ибн Хордадбеха и в книге «Чудеса Индии», а также в некоторых более поздних сочинениях описывается маршрут муссонных торговых плаваний из Аравии в Китай и обратно, непременно через земли Шривиджаи. Плыли вдоль берега Индии, достигая за месяц порта Кулам .(Куйлон) на Малабарском берегу, затем, огибая с юга Индостанский полуостров, выходили у северной оконечности острова Ланки в открытый океан. Плывя на восток, за 10—15 суток достигали Никобарских островов, а оттуда попадали в Кедах, который был важнейшим пунктом, где пересекались многие пути, и который отстоял от Куйлона на расстоянии около месяца плавания. Из Кедаха маршрут вел на Яву и другие Зондские острова. С Явы за 15 суток добирались до Тямпы (до порта Пандуранга), затем через Южный Вьетнам и северовьетнамские порты направлялись в Китай. Плаванье вдоль южнокитайского побережья отнимало два месяца. Обратный путь от Цюаньчжоу до Аче (на северной оконечности Суматры) преодолевали за 40 дней. В Аче вели торг и дожидались благоприятного ветра, потом выходили в море и прибывали на родину примерно через два месяца.
О периоде Раннего Средневековья в истории Индонезии, о возникновении первых государств в этом регионе.
Смещение в результате этих событий географии морской торговли сделало Кедах на несколько десятилетий тем центром, где плаванья иностранных купцов завершались. Абу Дулаф определенно характеризует Кала (Кедах) этого времени как «начало Индии и конечный пункт мореходства», дальше которого суда идти не могут, а Масуди сообщает, что в Кедахе мусульмане из Сирафа и Омана встречаются с судами, прибывающими из Китая. В этих условиях еще более возросла роль малайского мореходства, обслуживавшего значительную часть перевозок к востоку от Кедаха и в Южно-Китайском море, а преимущества Кедаха, расположенного у входа в Малаккский пролив, стали еще более очевидными.
В описании самого порта Кедаха и его жизни во многом отразилось состояние экономики и культуры шривиджайских портовых владений в целом. Это очень большой город, окруженный высокими стенами. Археологические раскопки подтвердили, что в Кедахе сосредоточивались изделия арабских и китайских мастеров. Здесь шла торговля оловом, так как недалеко находились центры горнодобычи — оловянные рудники; некоторые виды ремесла (производство мечей) не уступали индийским. В качестве эквивалента обмена обращалась ближневосточная монета, использовалось золото и серебро, была и своя мелкая монета.
С воцарением Сунской династии в Китае (960 г.) императорские власти снова стали привлекать в свою страну иноземных купцов. В Кантоне было восстановлено морское ведомство, и в 70-е — 80-е годы X в. возобновилась торговая активность в Китае иностранных купцов из стран Южных морей. В хронике «Сун шу» (История Сун) описывается «царство Саньфоци» (Шривиджая), владеющее пятнадцатью различными странами, производящее рис, бобовые культуры, домашнюю птицу, вина из сока кокоса, меда и цветов. В качестве делового языка в этом государстве используется санскрит, чиновники знают и китайский. Из некоторых арабских реляций следует, что через порты Шривиджаи мусульманские купцы доставляли в Китай рабов.
Шривиджая по-прежнему поддерживала регулярные связи с Индией, которые носили не только торговый, но религиозный и политический характер. Эпиграфика констатирует связи с Наландой, одним из самых знаменитых мировых центров буддизма махаяны, который при династии Пала в VIII—XII вв. привлекал внимание к Бенгалии многих буддийских правителей. С середины IX в. в Наланде существовала индонезийская буддийская община, присутствие которой было связано с основанием там махараджей Шривиджаи Балапутрой монастыря для большого числа монахов, прибывших с Суматры. Индийский правитель Дхармапала совершил дарение в пользу этого монастыря, передав ему доходы с пяти деревень.
Уже с XI в. начался постепенный процесс ослабления, а затем и распада могущественных морских держав (Шривиджаи и Тямпы). Происходит дальнейшее усложнение политической карты региона за счет появления новых классовых обществ и государств в его восточных районах (в Восточной Индонезии и на Филиппинских островах), смены одних государственных объединений другими, переориентации связей. Так, в южной части региона начинается замена старых связей эпохи расцвета Шривиджаи новыми, ориентированными на Яву, яванская сфера влияния все более активно распространяется на западную часть архипелага.
ШРИВИДЖАЯ И ЕЕ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА В 1-й ЧЕТВЕРТИ XI в. ПОБЕДА НАД МАТАРАМОМ. АГРЕССИЯ ЧОЛОВ И РАЗГРОМ ШРИВИДЖАЙСКИХ ВЛАДЕНИЙ
Нападение Матарама застало империю Шривиджаю в апогее ее морского и территориального могущества. Еще больше укрепилась власть ШриЕиджаи на малайских полуостровных территориях, это способствовало включению в орбиту классовых отношений районов Южной Малайи, которые ранее знали только родоплеменной строй. Из таких территорий арабы упоминают Пахнанг (Паханг), имевший выход к восточному побережью полуострова. Южнее Кедаха, на западном побережье, возникали новые поселения, втянутые в международную морскую торговлю под эгидой ее гегемона — Шривиджаи.
Шривиджайская дипломатия придавала немалое значение сохранению дружественных отношений с Китаем и южноиндийскими правителями, что было необходимо для дальнейшего развития торговой активности в суматранских и малайских портах. Авторитет Шривиджаи как одного из оплотов буддизма во многом этому способствовал. В 1003 г. махараджа Шривиджаи Чуламанивармадева построил в честь китайского императора буддийский храм. В 1005 г. по договору с Нолами малайцы строили буддийский монастырь в Южной Индии, в Негапатаме. Раджараджа Чола I специальным указом выделил на нужды негапатамской обители доходы с ряда деревень, и после смерти Чуламанивармадевы его сын махараджа Маравиджаятунгаварман закончил около 1008 г. строительство этого буддийского центра. На Коромандельском побережье Юго-Восточной Индии, которое было основной территорией империи Чолов, существовали индонезийские торговые фактории, шривиджайские купцы пользовались здесь собственными храмами.
Однако отношения Шривиджаи с государством Чолов, в отличие от китайской дипломатии, в первой четверти XI в. были неустойчивыми. Это объяснялось прежде всего тем, что оба государства претендовали на лидерство как морские державы, имевшие выход в Индийский океан. С X в. государство Чолов главенствовало в южной части Индостанского полуострова, и прежде всего на Коромандельском побережье, бывшем торговым плацдармом, важным для овладения морскими путями в Индийском океане. При Раджарадже I (985—1014) власть Чолов распространилась на все восточное побережье Индии, и это послужило опорой для их дальнейшей экспансии. В 1007 г. Чолы захватили Мальдивские острова, а оттуда было не так далеко до шривиджайских владений. Огромный флот южноиндийского государства угрожал вассальным владениям суматранской империи. Возможно, преемник Раджараджи I Раджендра Чола совершил военную экспедицию на Малаккский полуостров. Но к 1015 г. отношения Шривиджаи с Чолами снова были мирными. Воспользовавшись этой ситуацией, правители Шривиджаи вновь обратились к «яванской проблеме».
Для подготовки ответного нападения на Матарам Шривиджая использовала ресурсы своих вассалов и, возможно, поддержку Чолов. Война с Явой возобновилась не позднее 1016 г. О событиях этого года повествует более поздняя надпись, согласно которой некий хаджи Вуравари (правитель одной из западнояванских областей, признававших сюзеренитет шривиджайского махараджи), неожиданно вторгся во владения Матарама и учинил разгром. На Яве, гласит надпись, «наступил конец света», и весь остров был подобен бушующему морю. Дворец Дхармавангши был разрушен, а сам он погиб, владения махараджи Матарама распались.
Победа над яванским королевством сделала Шривиджаю на некоторое время безраздельной владычицей Западной Индонезии. Разрозненные княжества, вышедшие из-под контроля поверженного Матарама, не могли противостоять могуществу Шривиджаи. Ее владения попрежнему являлись богатейшим рынком и непременным промежуточным звеном мировой торговли. Еще более возросло значение Шривиджаи как опоры буддийской культуры. Крупнейшим авторитетом в буддийском мире считался глава шривиджайских буддистов Дхармакирти. В 1011 —1023 гг. у него обучался всемирно известный реформатор тибетского буддизма Атиша, выходец из Индии.
Однако торжеству Шривиджаи не суждено было быть долгим. Торговые и военно-политические интересы двух крупнейших держав зоны Индийского океана — государства Чолов и Шривиджаи — неизбежно должны были столкнуться. Раджендра Чола повелевал многими вассалами, распространив свою власть на юг и юго-восток Индостана. В 1025 г. ему удалось собрать многочисленный флот и направить экспедицию, целью которой было разграбление и подчинение основных владений суматранско-малайской империи и уничтожение ее торговой монополии. О ходе этого опустошительного набега можно судить по южноиндийской надписи Чолов из Танджура за 1030 г. Согласно этому документу огромный флот Чолов сначала двинулся на предполагаемую столицу Шривиджаи (в районе Палембанга), затем, разграбив столичные южносуматранские владения, продолжил путь вдоль восточносуматранского побережья, останавливаясь для нападения на внутренние поселения в бассейнах основных рек. Далее индийцы направились к западному побережью Малаккского полуострова и, плывя на север, последовательно громили богатейшие торговые княжества и плодородные малайские вассальные территории Шривиджаи: Кедах, Лангкасуку, Такколу, Тамбралингу. Если верить триумфально-громогласной танджурской стеле, в большинстве этих городов войскам Чолов пришлось столкнуться с мощными укреплениями. Закончив рейд по малайским полуостровным территориям, экспедиция Чолов повернула на юг, высадила отряды на Северной Суматре, затем прошла по Никобарским островам и, наконец, вернулась с награбленной добычей в Индию. Был взят в плен шривиджайский монарх Маравиджаятунгаварман «вместе с боевыми слонами его прославленного войска».
Поход Чолов против Шривиджаи не сопровождался территориальными захватами. Судя по всему, главной задачей этого предприятия было опустошение богатейших торговых форпостов, подрыв таким образом ведущей функции экономики Шривиджаи, устрашение и превращение в вассала этого давнего врага Чолов. Шривиджая продолжала е-уществовать как гегемон в Западной Нусантаре еще почти два века, но испытанное ею поражение явилось сильным ударом и, вероятно, во многом обусловило ее дальнейшее ослабление.
К концу X — началу XI в. продолжали развиваться центры индонезийской государственности за пределами Явы, Суматры и Малайи. В западной части архипелага внешние источники фиксируют государства, которые посылали миссии к сунскому двору Китая независимо от Шривиджаи и Матарама, поставляя на внешний рынок традиционные предметы местного экспорта, прежде всего редкости и экзотические продукты (черепаховые панцири, слоновую кость и т. д.). Таким государством было уже упоминавшееся Пони на северо-западном побережье Калимантана, с многонаселенной столицей и резиденцией махараджи, несколькими десятками подчиненных окрестных общин. На Калимантане государственные образования, подобные Пони, представляли собой тяготеющие к побережью островки классового общества, окруженные родоплеменной периферией; обширные внутренние области острова веками служили источником поступления предметов вывоза и рабов через товарообмен и военную дань или добычу.
ШРИВИДЖАЯ ПОСЛЕ НАШЕСТВИЯ ЧОЛОВ (XI в.)
Ослабление Шривиджаи после удара Чолов облегчило проникновение яванцев на запад и северо-запад от Центральной и Восточной Явы. Шривиджая теряет контроль над Западной Явой, где прежде имела своих вассалов, и примечательно, что первое после долгого перерыва эпиграфическое свидетельство о сунданском королевстве на Западной Яве, в Паджаджаране, относится к 1030 г. Это надпись на древнеяванском языке, которая предполагает какие-то тесные контакты с яванской культурой или даже с яванским двором при Аирлангге. В последующий период яванцы пытаются, несмотря на установившееся на некоторое время политическое равновесие между двумя государствами, перерезать морские коммуникации Шривиджаи, организуя походы на Тямпу. Эти походы не были успешными, хотя и сопровождались разграблением нескольких прибрежных городов и разорением религиозных святынь.
После нашествия Чолов в Шривиджае правил новый махараджа из династии Шайлендра — Шри Дева, который сменил предыдущего монарха, попавшего в плен к Чолам. Шри Дева поспешил отправить посольство к китайскому двору в 1028 г., которое было с почетом принято династией Сун. Предполагается, что Шривиджае удалось восстановить управление в суматранских областях, и во второй половине XI в. это государство еще удерживало власть над рядом несуматранских территорий-вассалов и оставалось сильнейшей державой Западной Нусантары наряду с яванским государством. Однако сохранять прежние позиции удавалось все более дорогой ценой.
В 1068—69 гг. произошли события, свидетельствующие о том, что к данному времени такие крупные территории морской империи, как Кедах, пытались выйти из-под власти Шривиджаи. В эти годы Чолы направили флот на завоевание Кадарама (Кедаха), и действовали они от имени правителя Шривиджаи, а затем вернули ему покоренную область в обмен на признание с его стороны своего сюзеренитета над Шривиджаей. Далеко не все ясно из этих сообщений, однако очевидно, что имперская система уже дала трещину и вмешательство Вирараджендры Чола, по приказу которого был послан флот, явилось следствием этого. Некоторые данные указывают на ослабление значения Палембанга как политического центра Шривиджаи: в серии посольств, которые регулярно прибывали из суматранского государства ко двору Сунской династии, выделяются посольства 1079 и 1088 гг., посланные в Китай из Джамби на Восточной Суматре. Возможность переноса политического центра Шривиджаи из района Палембанга в Джамби не исключается, тем более что именно там велось тогда самое крупное храмовое строительство.
Подробностей отношений Шривиджаи с Чолами и с Поднебесной мы не знаем, однако известно, что ко второй половине 80-х гг. с южноиндийскими правителями установились мирные отношения, развивалась торговля. На западном побережье Малаккского полуострова и на западном побережье Северной Суматры (в Барусе) обосновались колонии тамильских купцов из Южной Индии, о чем, в частности, свидетельствует надпись из Баруса 1088 г., в которой упоминается корпорация торговцев. В свою очередь купцы из Нусантары пользовались покровительством двора Кулоттунги Чола. В 1090 г. он по просьбе Шривиджаи подтвердил права индонезийцев на владение буддийскими храмами и монастырем в Негапатаме, основанными по инициативе шривиджайского духовенства. Негапатамская вихара получила новые дарения, в ее храмах отправлялся культ короля-бога в честь махараджи Чуламанивармадевы из династии Шайлендра.
СВЕДЕНИЯ ВНЕШНИХ ИСТОЧНИКОВ О ПОЛОЖЕНИИ ШРИВИДЖАИ В XII — НАЧ. XIII в.
Очень немногое известно о Шривиджае XII в. В основном это традиционные сведения о китайских посольствах: согласно китайским источникам, миссии из Саньфоци (Шривиджаи) относительно регулярно прибывали в Китай до 1279 г. В описываемый период посольства в Китай относятся к 1156, 1169, 1176, 1178 гг. Арабский автор Аль-Идриси в 1154 г. сообщал, что китайцы активно торгуют с Индонезией, приезжают и селятся там, женятся на местных женщинах, что доброе отношение к иностранцам в Шривиджае способствует их приспособлению к тамошним условиям. Однако другие источники позволяют считать, что положение Шривиджаи во второй половине XII — начале XIII в. нельзя оценить однозначно, хотя в целом некогда наиболее могущественная морская держава испытывала перемены к худшему.
Наблюдается отход от Шривиджаи ряда важнейших вассальных территорий, знаменующий постепенный распад прежней раннесредневековой империи, переход к новым отношениям между ее бывшими частями. То, что китайские источники уже не упоминают среди вассалов Шривиджаи Мелаю, свидетельствует либо о перемещении политического центра самой Шривиджаи в Джамби (Мелаю), либо о получении полной независимости этой территорией, то есть фактическом распаде территориального ядра малайской морской державы. Около 1180 г. объявило себя независимым Кампе (Кампар на северо-восточной Суматре). Таким образом, перемены происходили уже на суматранских территориях Шривиджаи, и она неуклонно возвращалась к своим древним исходным рубежам. Возможно, шла борьба за главенство между основными суматранскими центрами — Палембангом и Джамби. Шривиджая неуклонно теряла прежние позиции на Малаккском полуострове. Так, в 1183 г. здесь появляется независимое государство во главе с буддийским монархом королем Трайлокараджей Маулибхушанавармадевой.
Судьба шривиджайских территорий во 2-й половине XII в. была переменчивой: сепаратистские устремления иногда подавлялись Шривиджаей, малайские территории в разной степени были готовы противостоять стремлению суматранского сюзерена сохранить старые связи. Если обратиться к известному трактату китайского чиновника Чжао Жугуа «Чжуфаньчжи» (Записки о заморских народах), составленному в 1225 г., но основанному во многом на более ранних материалах,, то можно обнаружить приведенный там список вассальных княжеств Шривиджаи. Их не менее 14, хотя, как считается, включены и такие, которые к началу XIII в. уже не подчинялись Шривиджае. Мы находим в этом списке малайские полуостровные территории (Паханг, Тренггану, Лангкасука, Келантан), батакские районы Суматры (северо-западные), крайний север Суматры (Ламури). Примечательно, что приводится и сам Палембанг (это, возможно, означало, что столичным районом стал Джамби). Так или иначе из этого источника становится ясно, что применительно к Шривиджае этого времени еще соответствовало действительности название, приведенное в арабских источниках — СрибузаКалах (Шривиджая — Кедах), то есть суматранско-малайская держава пока еще сохраняла чать малаккских территорий.
По-прежнему контролируя берега Малаккского пролива, Шривиджая могла пользоваться выгодами от торговли рядом ценных местных товаров и их перепродажи. В частности, в портах восточного побережья Малаккского полуострова, ближе других расположенных к путям, ведущим в Китай, собирались такие товары, как пряности, камфора, слоновая кость, сандаловое и лаковое дерево, воск, рог носорога, эбеновое дерево. В обмен на них из Китая шли фарфор, железные изделия и ткани, из других районов завозили сюда вино, пшеницу и рис. И не случайно в 1178 г. китаец Чжоу Цюйфэй в географическом сочинении о странах Южных морей писал о важном положении, занимаемом Шривиджаей на пересечении морских коммуникаций, и ставил ее на третье место после Даши (арабских стран) и Шепо (Явы).
Из вышесказанного следует, что утрата ряда имперских владений еще не означала для Шривиджаи одновременную потерю ее торговоэкономической мощи. Но общий рост возможностей торгового и военного флота других государств и сокращение береговой линии, подконтрольной Шривиджае, неизбежно вынуждали слабеющую империю прибегать к более силовым и менее экономически перспективным, а также чисто паразитическим методам морской и торговой политики. Уже упомянутый Чжао Жугуа в трактате 1225 г., называя Шривиджаю владычицей морских и сухопутных трасс, не преминул отметить такие приемы обращения шривиджайских властей с иностранными судами, которые нельзя расценить иначе как пиратские или каперские. «Если какой-то заморский корабль, плывущий мимо, не хочет заходить в порт Шривиджаи, то ее корабли, — пишет Чжао Жугуа, — нападают на него и убивают всех, находящихся на борту». Махараджа Шривиджаи постоянно поддерживал связи с вождями прибрежных и мелкоостровных пиратских гнезд и если не был заинтересован в их подавлении, то использовал их для подобных действий. Нетрудно предположить, что и пошлинная политика Шривиджаи принимала более жесткий характер, и было немало судов, пытавшихся, надеясь на превосходство в скорости, проскочить таможенные посты и избегнуть грабительского обложения груза.
ТОРГОВЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦЕНТРЫ МАЛАЙИ. ТАМБРАЛИНГА И РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ
XIII столетие явилось временем экономического подъема малайских полуостровных территорий, освободившихся от жесткой опеки суматранско-малайской империи и получивших возможность в полной мере использовать выгоды своего географического положения. Это в первую очередь относится к знаменитому Кедаху (Калаху арабских сочинений). Бывшая «вторая столица» Шривиджаи теперь, когда ни Палембанг, ни Джамби не могли удержать прежнюю торговую монополию, выходит на первое место среди морских портов региона, хорошо известных ближневосточным купцам. К красочным описаниям раннего средневековья арабские путешественники и ученые XIII в. (Якут, Абуль Фида) прибавили новые наблюдения, которые свидетельствуют, что в Кедахе продолжали развиваться традиционные виды ремесла и добычи полезных ископаемых. Страна славилась добычей и вывозом олова, свинца, серебра, камфоры, оружейным мастерством, прежде всего идущими на экспорт мечами и кинжалами.
Хозяйственное освоение новых районов полуострова и увеличение потребности в новых рынках вело к появлению очагов классового общества на юге Малайи, который прежде отставал в темпах общественно-исторического развития. Чжао Жугуа в своем сочинении 1225 г. описывает как крупный центр транзитной торговли и буддизма княжество Фолоань, находившееся по соседству с Пахангом. Правда, Чжао Жугуа называет этот центр в числе прочих, приносящих дань Саньфоци (Шривиджае), но во времена Чжао Жугуа вряд ли это означало прочную зависимость от Суматры, если вообще не является заимствованием более ранних сведений о статусе этих территорий. Существует мнение, что Фолоань сменило в значении крупнейшего торгового центра Кедах, который, вероятно, утратил прежнее величие после набега Чолов. Но это плохо согласуется с арабскими сведениями XIII в.
Для самой Шривиджаи время наивысшей территориально-политической мощи миновало, но это еще не означало экономического упадка. Палембанг все еще привлекал внимание иностранного купечества. Чжао Жугуа, бывший чиновником внешнеторгового ведомства в вышеназванных записках 1225 г., отмечал значение Палембанга и Шривиджаи в целом как важного рынка транзитной торговли, хотя он также не мог не заметить и того, как местные власти грабят иностранные корабли, пытающиеся ускользнуть от таможенного обложения и миновать суматранский порт. Перу Чжао Жугуа принадлежит и описательная характеристика столичного города-порта начала XIII в., которая, как метко замечает Д. Дж. Холл, напоминает известный в истории ЮВА ландшафт «города на воде» с его дорогами-каналами, домами на сваях и плотах, торговлей дарами моря. К этому следует добавить черты космополитизма городской жизни, наличие различных пришлых этнических групп со своими обычаями и религией, но объединенных интересами торговой прибыли, поисками удачи.
Потеря суматранским центром своей лидирующей роли среди государств Западной Нусантары имела следствием появление среди малайских владений претензий на политическую и религиозную гегемонию. Ярким примером здесь служит возвышение древней Тамбралинги, в течение четырех десятилетий боровшейся за статус независимого буддийского центра и за первенство в буддийском мире региона.
Тамбралинга к 1230 г. освободилась от сюзеренитета Шривиджаи. Надпись этого года из Чайи (в районе Лигора в Южном полуостровном Таиланде) свидетельствует о том, что при короле Дхармарадже Чандрабхану это государство укрепило свое положение на полуострове, подчинив Грахи, соседнюю территорию, бывшую ранее вассалом Шривиджаи, а затем перешло к крупным внешнеполитическим акциям.
Выход Тамбралинги на путь большой политики явился следствием ее экономического усиления. Вероятно, развитие корабельного дела, а также активизация северомалаккских перевалочных путей из Андаманского моря в Сиамский залив позволил Тамбралинге направить через свою и соседние подконтрольные территории значительную часть товаропотоков, шедших ранее вдоль Восточной Суматры.
Король Чандрабхану официально принял буддизм хинаяны ланкийского образца — тхераваду. Похоже, что его религиозная политика, связанная с утверждением буддизма хинаяны, знаменовала начало крупных религиозных перемен в регионе, когда господство индуистских и махаянских культов сменялось массовым распространением тхеравады и ислама. Дхармараджа Чандрабхану вел активную внешнюю политику, налаживая торгово-дипломатические отношения с династией Пандьев в Южной Индии и сингальскими королями на Шри Ланке, где хранились главные святыни буддизма палийского канона. Это получило отражение не только в юго-восточноазиатских, но и в ланкийских хрониках и в южноиндийской эпиграфике. В 1247 г. этот монарх направил на Шри Ланку свое посольство, и этот шаг был связан с желанием короля Тамбралинги добыть одну из буддийских реликвий, обладание которыми было вожделенной целью правителей-буддистов. Вспыхнувший на этой почве конфликт привел к тому, что тамбралингский правитель отважился на посылку морской экспедиции.
На Ланке малайцы не только захватили один из прибрежных пунктов, но и вмешались в борьбу между сингальскими королями, надеясь овладеть буддийскими реликвиями. Малайская колония воевала с сингалами до 1258 г., а затем до 1263 г. с Пандьями, стремившимися к захвату Ланки. В этом году малайцы, руководимые сыном короля Чандрабхану, сражались с войсками южноиндийского правителя Вира Пандьи и потерпели поражение. Однако Чандрабхану был тверд в своем намерении сделать Тамбралингу главенствующим буддийским центром, и в 1270 г. он отправил на Ланку новую флотилию. Малайская колония вновь воевала на чужой территории, и на этот раз целью были объявлены главные реликвии Будды, хранящиеся в Канди, священном центре хинаяны. В этой войне Тамбралинга потерпела поражение, которое должно было тяжело сказаться и на судьбе малайской колонии, и на положении метрополии.
По предположению Д. Холла, буддизм «малой колесницы», хинаяна, был идеологическим знаменем борьбы Тамбралинги за самостоятельную политику против слабеющей Шривиджаи, где господствовал буддизм иного толка — махаяна, или буддизм «большой колесницы». Этим отчасти и объясняется упорство и длительность религиозных войн на Ланке. Однако после неудачного похода 1270 г. Тамбралинга уже не проявляла внешней активности, прекратилась ее экспансия на юг Малайи. А к 90-м гг. XIII в. в результате военных походов, совершенных в малайские и монские земли Малайи великим тайским королем-завоевателем Рамой Камхенгом, Тамбралинга стала одним из вассалов королевства Сукотаи, Сукотаи на рубеже XIII—XIV вв. была гегемоном на Малаккском полуострове. Буддизм хинаяны ланкийского образца в этом государстве был принят в качестве официальной идеологии.
В политической истории Явы вторая половина XIII в. явилась исключительно сложным, насыщенным событиями периодом. Не только для Сингасари, но и для значительной части неяванских территорий Западной Нусантары эта временная полоса ознаменовала переход к новому крупному государственному объединению, включившему впоследствии большую часть Индонезии. Конкретное, и в то же время целостное понимание исторической картины этого переходного периода становится возможным только тогда, когда в контексте исторически обусловленных действий определенных социально-классовых сил рассматривается целенаправленная деятельность личности е ее психологией, идейными установками, индивидуальными и групповыми мотивами и целями.
Монгольская агрессия во Вьетнаме в 1257 г. и настойчивые попытки хана Хубилая добиться сюзеренитета над этой страной, распространение монгольской экспансии на другие государства Индокитайского полуострова, которые во второй половине 70—80-х гг. XIII в. подверглись захватническим походам монголо-китайских войск династии Юаней, провозглашение хана Хубилая воплощенным Джина-Буддой в 1264—1269 гг. — все это не оставляло сомнений в обширности геополитических планов противника, Становилось ясно, что разрозненные территории островов Южных морей могут и не избежать участи стать фактическими данниками новой империи. Это шло вразрез с централизаторскими тенденциями в политике ряда яванских и малайских государств. Недаром вскоре после занятия престола Кертанагара поспешил наладить дружественные отношения с Тямпой, от сопротивления которой во многом зависела возможность отражения монгольской экспансии, так сказать, на дальних подступах к Нусантаре.
К концу 60-х — началу 70-х гг. XIII в. Шривиджая была уже настолько слабой, что малайские полуостровные территории вышли изпод ее контроля. На Малаккском полуострове традиции буддизма хинаяны и растущие самостоятельные торговые связи помогали здешним государствам (например, Тамбралинге) успешно противостоять бывшей суматранско-малайской метрополии и даже иметь военно-политические интересы за океаном. Над рядом бывших владений Шривиджаи неуклонно нависала тень молодого тайского государства. Распадались имперские связи на о-ве Суматра: на севере Суматры появилось сильное торговое княжество Самудра, на востоке и в центральной части острова (в бассейне реки Батанг) начался независимый подъем древнего Мелаю, одного из наиболее значительных суматранских государственных образований, где в это время правил махараджа Мауливармадева. В этих условиях для Явы актуальной становилась борьба за «шривиджайское наследство».
Чем явственнее была угроза планам создания «священной империи» Кертанагары со стороны внеиндонезийских потенциальных противников (Юаней и Сукотаи), тем реальнее становилась необходимость практических действий по присоединению сначала ближайших к Яве, а затем и более далеких земель Нусантары. В 1279 г. в Сингасари прибыло посольство хана Хубилая из Ханбалыка (Пекина), где была ставка монгольских завоевателей Китая. На требование Пекина явиться ко двору Хубилая и признать его в качестве сюзерена Кертанагара ответил отказом. В 1280 и 1281 гг. история повторилась. Курс на гегемонию среди индонезийских правителей сделал невозможным для Кертанагары даже формальное признание зависимости от Хубилая. Когда же эмиссары Хубилая в 1281—1282 гг. были приняты вопреки желанию яванского двора в Мелаю и на Северной Суматре и добились ответных миссий в Пекин, то для Сингасари наступило время новых действий.
Очевидно, первой непосредственной целью Кертанагары стала Мадура. Есть данные, что еще в 1269 г. на Мадуре установилась власть сингасарских чиновников, а в начале 80-х гг. здесь представителем Сингасари был искусный царедворец Вирараджа, оказывавший затем в течение целого десятка лет влияние на состояние дел в Сингасари. По традиции на Мадуре, как и в ряде других связанных с Явой владений, оставался свой монарх, но яванское господство было определяющим. К этому времени на самой Яве Кертанагаре, видимо, удалось добиться желаемой стабилизации; последним шагом на этом пути было подавление выступления некоего Махйши Рангкаха в 1280 г.
Не исключено, что удары, наносимые монголам во Вьетнаме, Тямпе и Кампучии, а также неудача их экспедиции на Японские острова в 1281 г. побудили яванцев действовать, не опасаясь слишком скорых санкций Пекина в ответ на неуступчивость Сингасари. В 1284 г. Кертанагара послал войска на о. Бали. «Нагаракертагама» (стихотворная хроника XIV в.) сообщает, что целью Кертанагары было подчинение балийского государства, что яванцы одержали победу и пленили балийскую королеву. После этого события для управления балийскими делами был посажен яванский ставленник с титулом раджа патих (вероятно, означает статус наместника).
Экспедиция на Суматру была организована не позднее 1286 г. К этому году относится событие, которое явилось частью долго готовившейся кампании по присоединению к «священной империи» Кертанагары государства Мелаю. Надпись, обнаруженная в верховьях реки Батанг в провинции Джамби, повествует о том, как по приказу Кертанагары в центре королевства Мелаю Дхармашрае были установлены яванские династийные святыни — культовые статуи, и в первую очередь изображение бодхисатвы Амогхапасы-Локешвары, популярного божества махаяны, воплощением которого считался отец Кертанагары, махараджа Вишнувардхана. Считается, что эта статуя была копией надгробной статуи, установленной в храме-чанди Джаго на Восточной Яве, посвященном культу Вишнувардханы. Святыня была доставлена в сопровождении высших государственных чинов Сингасари и символизировала вывоз шакти, унаследованной правителем Сингасари от своих предков. Причем в соответствии со своими претензиями на статус сюзерена махараджи Мелаю Мауливармадевы Кертанагара титулует себя на этот раз высшим имперским титулом махараджадхираджа.
На пути присоединения западных территорий к яванской сфере влияния издавна стояла непокорная и довольно изолированная Сунда, западнояванская земля, где правили свои монархи. «Нагаракертагама» включает Сунду, как и вышеназванные территории, в состав сингасарского объединения, но ничего не говорит о времени сунданского похода. Предполагается, что это было в 1289—1290 гг.
В разгар внешнеполитической кампании яванское государство столкнулось с реальной угрозой монголо-китайского нашествия, вызванной событиями 1289 г. Ободренный сокрушительными поражениями полчищ Хубилая во Вьетнаме в 1287—1288 гг. и собственными успехами, яванский двор счел возможным не только игнорировать притязания Хубилая, но и продемонстрировать свою полную независимость в чисто средневековой восточной манере. Когда в 1289 г. в Сингасари явилось очередное посольство из Пекина с новым требованием, чтобы Кертанагара прибыл ко двору Хубилая с изъявлением покорности, сингасарский монарх приказал вырезать текст ответного письма на лбу главы миссии Мэн Цзы и с позором выдворил послов из страны. После этого вторжение войск Хубилая на Яву стало вопросом времени.
Последний шаг на своем пути утверждения яванской гегемонии в Нусантаре Кертанагара сделал уже в условиях очевидных приготовлений юаньского двора к высадке монголо-китайских войск на Яве, то есть в начале 1292 г. Сложность внешнеполитической обстановки для Сингасари усугублялась еще и тем, что молодое тайское государство при энергичном короле Раме Камхенге к началу 90-х гг. XIII в. превратилось в сильную державу. В южные пределы Сукотаи, как называлась тайская держава, вошла часть монских и малайских полуостровных территорий. В ходе экспансии Рамы Камхенга на юг, в зону Малаккского пролива, здесь неизбежно сталкивались интересы сукотайской и сингасарской политики. Монские и юаньские хроники свидетельствуют о нападениях таи на бывшие шривиджайские владения в 1280— 1295 гг.
К 90-м гг. столетия тайская держава подчинила не только многие монкхмерские территории, но и значительную часть бывших владений Шривиджаи на Малаккском полуострове. Рама Камхенг вел умелую дипломатическую игру с монгольской династией Юаней в Китае. Важнейшим направлением его экспансии было южное, в сторону внешнеторговых форпостов в зоне Малаккского пролива. Не только малайские полуостровные территории, но и восточносуматранская область Мелаю стали объектами экспансии Сукотаи. Ни окончательно ослабевшая Шривиджая, ни яванское государство, которое еще недавно держало в Мелаю свои войска, но теперь было приковано к своим внутренним делам, не могли тогда эффективно бороться с этим противником.
После смерти Рама Камхенга в 1318 г. и ослабления Сукотаи северомалаккские прибрежные княжества восстановили свою независимость, а на крайнем юге Малайи усилился молодой торговый центр, княжество Тумасик (Сингапур), основанное в 1299 г. Практически до 30—40-х гг. XIV столетия (до походов, организованных Гаджа Мадой) Маджапахит не мог реально претендовать на овладение малайскими областями Западной Нусантары. Но в этот сравнительно короткий период наблюдается не только оживление самостоятельной политики индуистско-буддийских государственных образований, временно освободившихся от давления с севера (Сиам) и с юго-востока (Маджапахит), но и появление совершенно нового политико-идеологического фактора в лице первых исламизированных режимов.
Как предположительно следует из ссылок на Нусантару в арабомусульманских источниках, торговые общины мусульман стали появляться здесь в раннем средневековье, т. е. в VIII—X вв. Логично также считать, что раньше и чаще других с исламизированной культурой Ближнего Востока контактировали территории, прилегающие к зоне Малаккского пролива. В ряде портовых центров на пути в Китай длительное время существовали группы заморских купцов-мусульман, а в конце XIII в., когда в Гуджарате и ряде других областей Индии, издавна связанных торговлей с Западной Индонезией, стал утверждаться ислам, регулярная проповедь мусульманской доктрины и обращение в новую веру малайских правителей явились неизбежным следствием экономических и культурно-политических связей. Однако не следует забывать, что процесс исламизации Нусантары, начало которого можно отнести именно к концу XIII — началу XIV вв., первоначально наиболее активно происходил там, где древняя классовая религиозная система, оформленная индуистскими и буддийскими культами, еще не утвердилась достаточно прочно либо только начинала распространяться в ходе становления раннеклассовых отношений. С этим, очевидно, было связано то обстоятельство, что наиболее ранние свидетельства о принятии мусульманства правителями Нусантары относятся не к яванским и юговосточносуматранским областям, где позиции махаяны и шиваизма, сплавленных с автохтонными культами, были весьма устойчивы, а к Северной Суматре.
Последняя четверть XIII—XIV вв. — это начальный, «домалаккский» период в истории исламизации австронезийских государств. Широкие масштабы и устойчивость этот процесс стал приобретать после появления султаната Малакка (с первой половины — середины XV в.). Но определенный комплекс внутренних условий и предпосылок этого феномена сложился кое-где в Западной Нусантаре еще в раннемаджапахитскую эпоху.
После распада Шривиджаи и утраты этой державой ее прежнего экономического и политического значения китайско-индийская торговля и региональный экспорт стали все более сосредоточиваться в малайских портах северо-западного и восточного побережья Малайи и Северной Суматры. Сюда кроме массы транзитных (ближневосточных и дальневосточных) товаров стекались широкоизвестные и высоко ценимые предметы индонезийского вывоза: алоэ, корица, олово и т. д. С ростом торгово-ремесленного населения и местной городской элиты, связанной с внешнеторговыми доходами, с притоком иммигрантов создавалась социальная среда, в значительной степени оторванная от старой традиционной культуры. Эта среда была более восприимчивой к проповеди идей и принципов ислама, которая усиливалась вместе с расширением числа приезжих мусульманских купцов и законоучителей, особенно из Индии.
Похожие публикации
Двоеверие на Руси
О крещении и христианизации Руси, о язычестве славян, о двоеверии на Руси. Открыть
Молокане - русские протестанты
Молокане — разновидность духовного христианства, а также особая этнографическая группа русских. В Российской империи были отнесены к «особенно вредным ересям» и преследовались вплоть до указов Александра… Открыть
Византийская империя, Византия, Восточная Римская империя (395 — 1453) — государство, сформировавшееся в 395 году вследствие окончательного раздела Римской империи, после смерти императора Феодосия… Открыть
Революция гвоздик в Португалии
Революция гвоздик — бескровный военный переворот левого толка 25 апреля 1974 года в Лиссабоне, Португалия, осуществлённый подпольной армейской организацией «Движение капитанов». Он привёл к свержению… Открыть
Рэндзю для троих - игра, в которую можно выиграть не играя
Почти все классические игры двух лиц — шахматы, шашки, го, рэндзю, реверси и другие — путем необходимых изменений в правилах можно превратить в соответствующие игры трех и более лиц. Познакомим вас с одной… Открыть