Однако молодые годы вождя изучены достаточно хорошо. Ким родился 15 апреля 1912 года в деревне Мангёндэ под Пхеньяном, был старшим ребенком в семье — у будущего вождя были два брата и сестра. Звали его тогда Ким Сон Чжу.

Отец Ким Ир Сена — Ким Хён Чжик — был сельским учителем (по некоторым данным, и методистским священником), преподавал классическую китайскую литературу и занимался традиционной медициной. Кроме того, Ким Хён Чжик был относительно известным левым националистом, которому официальная историография КНДР приписывает изрядное количество достижений.

Мать Кан Бан Сок служила дьяконом в протестантской церкви, дядя Ким Хён Гвон принимал участие в национально-освободительном движении. По одной из версий, он принадлежал к анархистам и занимался экспроприациями, по другой — был благородным разбойником. Как бы то ни было, какой-то предатель выдал его японцам — он получил пятнадцать лет, и в тридцать один год умер в тюрьме после полицейских пыток. Близкие даже не увидели его тела — они не смогли добраться до печально известной тюрьмы Содэмун, и японцы похоронили Ким Хён Гвона на тюремном кладбище.

Двоюродный брат Ким Ир Сена — Ким Вон Чжу — умер в тридцать лет, и тоже от последствий пыток: японская правоохранительная модель предполагала, что полицейские при рассмотрении мелких дел сами могут судить и приводить приговоры в исполнение. А наказывали тогда бамбуковыми палками или батогами, которые при умелом обращении могли весьма серьезно подорвать здоровье провинившегося.

Двое младших братьев Ким Ир Сена — Ким Чхоль Чжу и Ким Ён Чжу — тоже участвовали в национально-освободительном движении. Ким Чхоль Джу в 19 лет погиб в боях с карателями, а Ким Ён Чжу благополучно дожил до наших дней (предусмотрительно уйдя в тень, когда Ким Ир Сен сделал своего сына Ким Чен Ира «кронпринцем»). 

Так что официальные северокорейские сведения о том, что все его родственники до четвертого колена были профессиональными революционерами, отчасти верны. Немудрено, что мальчик получил соответствующее воспитание, часто дрался с японскими сверстниками, стрелял из рогатки в полицейских, а в юные годы вместе с группой приятелей основал «Союз свержения империализма». Название достаточно детское, чтобы быть правдой.

Ким жил в Мангёндэ до 1919 года — там, согласно северокорейской версии, он принял участие в первомартовском движении за независимость. Когда же движение начали громить, Ким Хён Чжик с семьей перебрался в Китай, где Ким Ир Сен окончил начальную школу и находился до 1923 года. Пока сын учился, отец упоенно «занимался национализмом», и когда понял, что японцы уже подбираются к нему, отправил сына к бабушке.

Так начался тот самый «путь длиной в тысячу ли», который сыграл очень важную роль в биографии будущего вождя: двенадцатилетний мальчик без денег и практически без экипировки прошел примерно четыреста километров по самодельной карте, чуть не замерз на горных перевалах, но в итоге благополучно дошел до дома в Мангёндэ. Бабушка абсолютно закономерно встретила его фразой: «Твой отец страшнее тигра». Говорят, что Ким ответил, что мог бы пройти и две тысячи ли.

В 1926 году, когда Ким Ир Сену было 14 лет, Ким Хён Чжика арестовали. Улик для суда оказалось недостаточно, и полицейские применили свои излюбленные профилактические пытки. Мужчина скончался, и уже относительно взрослый Ким решил мстить за отца.

Он поступил в военную школу, которую держали корейские националисты. В том же 1926 году он и создал так называемый «Союз свержения империализма». От этой даты в современной КНДР принято отсчитывать начало новейшей истории Кореи, и для официальной идеологии КНДР она имеет примерно такое же символическое значение, как 1917 год для идеологии СССР. А с бабушкой Ким Ир Сен после этого встретился только 14 октября 1945 года, и по этому поводу есть красивая калька китайской легенды о том, как вождь трижды проезжал рядом, но не мог завернуть домой, поскольку государственные дела важнее.

В военной школе, однако, обучали в основном работе с деревянным оружием и способам сбора средств на освобождение страны. Поэтому Ким проучился там полгода и перебрался в Гирин, где начал всерьез впитывать коммунистические идеи. Именно там он читал (на китайском) не только «Капитал» и «Манифест Коммунистической партии», но и «Мать» Горького и «Железный поток» Серафимовича.

Восход вождя

В мае 1929 года еще школьником Ким вступил в подпольный марксистский кружок, став самым младшим членом организации. Остальные его товарищи были как минимум выпускниками школ или студентами различных училищ, так что утверждения официальной северокорейской историографии о том, что он являлся ее создателем и руководителем, звучат довольно неубедительно.

Считается, что где-то с этого времени Ким Сон Чжу начинают звать Ким Ир Сеном. Ранее он носил псевдоним Хан Бёль, который означал «(одна) Звезда», но поскольку звезд на небе много, ему предложили «стать Солнцем» (иероглифы «ир сен», точнее «Иль Сон», можно перевести так). Ким отнесся к этому неодобрительно — считал, что слишком молод для такого пафосного псевдонима — но имя к нему прилипло.

В 1929 году семнадцатилетний Ким угодил в тюрьму — но всего на полгода, потому что тюрьму была подведомственна не японцам, а местным китайским властям (аннексия Маньчжурии произошла позже, в 1931 году), и там был гораздо менее жесткий режим. Кроме того, соратники поспособствовали тому, чтобы он не бедствовал. При первой же возможности он вышел на свободу, где начал принимать активное участие в антияпонском партизанском движении в Маньчжурии. Согласно официальной версии, уже в 1930-е годы он начал «ставить правильные задачи» и заниматься «важной партийной работой», но есть один важный нюанс.

Корейскую компартию еще в 1928-м признали несуществующей из-за зашкаливавшего фракционизма. За три года ее существования (1925-1928 годы) в ней сменилось четыре Центральных Комитета, которые были в полном или почти в полном составе ликвидированы японской охранкой. При этом ни одна из многочисленных фракций не имела возможности называться партией хотя бы по формальным признакам (наличие программы, устава, число членов, документированная активная деятельность и прочее), а натравливание властей на своих «идеологических противников» воспринималось как нормальная мера внутрипартийной борьбы.

В результате 10 декабря 1928 году Политсекретариат Исполкома Коммунистического интернационала постановил «отказаться от признания за какой-либо из спорящих коммунистических групп в Корее права представлять корейскую секцию в Коминтерне до полного выяснения фактического положения вещей». Поэтому все корейские коммунисты, желавшие что-либо сделать, делали это в рядах компартии Китая (КПК), считаясь как бы китайскими коммунистами корейской национальности. Отдельной Корейской народно-революционной армии (согласно северокорейской версии, созданной в 1934 году во главе с Ким Ир Сеном) на деле никто не создавал. Китайские коммунисты не пытались выделять корейские отряды по национальному признаку и создавать аналог Войска Польского, но корейские партизаны составляли значительную часть бойцов и командиров.

Теперь пара слов о том, что представляло собой партизанское движение в Маньчжурии, так как считать его аналогом, скажем, белорусских партизан было бы неверно. Главное отличие — отсутствие большой земли, которая могла бы помогать патронами, продуктами и специалистами. И хотя отчасти помогали труднодоступная местность и большие районы компактного проживания корейцев, где партизаны могли рассчитывать на поддержку населения, этого было мало.

Вернемся к Киму. Свой первый отряд из 18 человек Ким Ир Сен организовал весной 1932 года, однако до сентября 1933-го его имя никто не знал. В это время он командовал двумя ротами корейцев, и подчиняясь своим китайским начальникам, принял участие в неудачной попытке захватить город Дунин. Тогда в результате контратаки японцев партизаны были окружены, но Ким Ир Сен сумел прорвать вражеское окружение и спасти известного партизанского командира Ши Чжунхэна.

Затем, однако, карьерный рост оборвался. Дело в том, что с осени 1931 года японцы стали создавать свою организацию под названием Минсэндан (Корпус народной жизни), выполнявшую роль «пятой колонны» в рядах китайских коммунистов. Хотя от его действий было больше шума, чем прока, прояпонские лозунги и деятельность шпионов и провокаторов сумели подорвать доверие к этническим корейцам. В результате внутри китайской компартии началась чистка, которая не уступала советской 1937-1939 годов. От 500 до 2 тысяч человек казнили, больше тысячи арестовали, исключили из партии и отправили под следствие.

Охота на «японских шпионов» не обошла молодого командира: Ким Ир Сен был арестован и исключен из партии как потенциальный прояпонский элемент, однако сумел спастись благодаря заступничеству командира Ши, которого спас от смерти во время японского окружения. Узнав о том, что Ким попал под следствие, он во всеуслышание заявил: «Такая выдающаяся личность не может быть японской собакой», и что если Ким Ир Сена осудят, он вместе со всем войском покинет ряды компартии.

После реабилитации Ким Ир Сен снова начал активную деятельность, по сути став командиром штрафбата. Весь его отряд состоял из бывших жертв чистки, и первое, что сделал Ким Ир Сен, — собрал все документы, удостоверяющие подследственное положение его подчиненных, и сжег их, дав людям шанс начать новую жизнь.

Но жизнь была тяжелой. Партизанилось в основном около горы Пэктусан или района Капсан — одного из самых малонаселенных, отдаленных и захолустных уголков Кореи. Во времена династии Ли туда отправляли ссыльных, а в 1930-е годы его населяли те, кто по разным причинам оказался вне закона. Люди там занимались, в основном, подсечно-огневым земледелием или выращиванием опиумного мака. Зато территория находилась вне основных коммуникационных линий противника, отчего партизаны в чем-то оказались в статусе «неуловимого Джо», — неуловимого просто потому, что его никто не ловил за ненадобностью.

Таежный период биографии Ким Ир Сена привлекал внимание достаточного числа критиков, задача которых состояла в том, чтобы максимально принизить его заслуги и превратить его из партизанского командира в вожака разбойничьей банды, не игравшего никакой серьезной роли в антияпонском сопротивлении. Впрочем, согласно официальной версии Южной Кореи, это вообще два разных человека. Какой-то полководец Ким Ир Сен был, но человек по имени Ким Сон Чжу не имеет к его деятельности никакого отношения.

Среди «черных легенд» часты описания того, как люди Ким Ир Сена похищали детей и подростков, насильно присоединяя их к отряду с целью увеличения его численности, занимались рэкетом по отношению к корейцам, которые выращивали женьшень и опиумный мак, или брали в заложники богатых корейцев. «Если у вас есть оружие — давайте оружие, если есть люди — давайте людей, если есть деньги — давайте деньги, и продукты — если есть продукты», — якобы требовали они.

Но очень многое из этого описывает в своих мемуарах и сам Ким Ир Сен, причем не только как «отдельные случаи перегибов». Подобное решение вопросов снабжения было характерно для любого партизанского или повстанческого движения, не имеющего большой земли, и любимые южнокорейскими историками партизаны-националисты решали финансовые проблемы своих отрядов таким же способом.

О жизни населения Капсана есть весьма интересный источник — мемуары Ким Ён Сика (сын помещика, бежал на юг в ходе Корейской войны, затем был переводчиком ЦРУ), который при всей нелюбви к красным отмечает, что партизаны Ким Ир Сена скорее находили общий язык с крестьянами и защищали крестьян от произвола помещиков и японских агентов, расправляясь за это с ними и их семьями.

Кроме этого, они пытались «насаждать гражданские права» хотя бы на уровне борьбы с ранними браками, курением опиума, азартными играми, неграмотностью, суевериями и прочим. Немудрено, что деревенская молодежь часто уходила с ними. Впрочем, у человека, оказавшегося между двух огней, не оставалось выбора: информация о том, что такой-то общался с партизанами, быстро становилась известной всем, включая японцев.

В итоге из детей 12-14 лет создали «комендантскую роту», которая была на особом довольствии и выступала в качестве разведчиков, вестовых или телохранителей Кима, преданных ему по гроб жизни. В мемуарах Кима есть довольно трогательный момент, касающийся того, как в условиях холодов ребята спали под одним одеялом со взрослыми, согревающими их своим телом. За право спать рядом с Кимом среди детей была определенная конкуренция, но он не пытался выделять любимчиков, и с ним ночевали все по очереди.

4 октября 1936 году Ким Ир Сен впервые попал на страницы газеты «Чосон ильбо», где была опубликована статья о рейде 40 «красных бандитов» во главе с Ким Ир Сеном в деревню Шилюдаогоу в Маньчжурии. Однако очень скоро Ким заставил говорить о себе всерьез.

4 июня 1937 году от 70 до 200 партизан (неофициальные цифры говорят, что их было около дюжины) под командованием Кима пересекли корейско-китайскую границу и рано утром внезапно атаковали небольшой городок Почхонбо, уничтожив местный жандармский пост в составе девяти человек и некоторые японские учреждения.

Отряд Кима находился в захваченном городке до утра следующего дня, «проведя реквизиции» на сумму 44 тысячи иен и причинив ущерба в общей сложности на сумму в 16 тысяч, двинулся в обратную сторону. Ошарашенная подобной наглостью японская полиция бросилась в погоню за партизанами и настигла Кима в тот же день, однако бой закончился для них плачевно: 7 полицейских, включая командира отряда, были убиты.

Хотя военно-тактическая польза от налета была минимальной, эта акция оказалась одной из немногих, совершенных на территории собственно Кореи, причем не в глуши капсанских гор, которая никого не интересовала, а в «окультуренных регионах». Такого ни до, ни после Кима не делал никто.

Именно из-за этого слухи о полководце Ким Ир Сене начали расползаться по стране, положив начало последующей мифологизации его образа. В легендах он то превращается в тигра и убивает 10 японцев в один прием, то становится драконом и обитает на дне озера, то создает 100 своих двойников, которые атакуют японцев в ста разных местах одновременно. В иных «партизанских историях» Ким Ир Сен летает на облаках, добывает из ничего 4 тысяч комплектов военной формы и даже может, написав нечто на листке бумаги и бросив этот листок в реку, превратить его в мост, по которому партизаны переправляются через бурный поток. Когда же по мосту пытаются пройти японцы, он превращается снова в листок бумаги, а враги тонут.

В 1939-1940 годах Ким был уже командиром оперативного района (точнее «командиром 6-й дивизии 2-й армии 1-й полевой армии Северо-Восточной Объединенной антияпонской армии»), но к этому времени японцы начали зачищать Маньчжурию и Кандо так, как раньше Корею. Об успешности действий японских карателей говорит то, что во время Великой отечественной войны немцы пытались изучать японский опыт, применяя его против партизан Украины и Белоруссии. Противник был достойным и страшным, и название корейской революционной оперы «Море крови» достаточно четко отражает масштаб репрессий.

Кроме собственно карательных экспедиций японская стратегия включала в себя засылку к партизанам провокаторов и шпионов, принудительное переселение населения из горных и лесных районов в так называемые «объединенные села», введение круговой поруки, паспортизацию населения и введение системы подорожных (при этом на паспортах вместо фотографии ставили отпечатки пальцев). Использовались «отряды самообороны» из числа прояпонски настроенных корейцев и японские переселенцы, поселения которых должны были давать отпор партизанам. Строились наблюдательные пункты, линии обороны и стратегические дороги, позволяющие быстро перебрасывать войска.

Помимо экономической войны (японцы скупали все излишки продуктов с тем, чтобы местное население, отдавая продовольствие партизанам, этим обрекало себя на голод), велась идеологическая работа. Руководство партизан сманивали высокими постами в администрации, рядовых партизан — водкой и женщинами, используя для этого молодых проституток, а если их не было — порнографическими открытками с надписями вроде «сдавшихся партизан готовы обслужить бесплатно».

Параллельно проводились акции устрашения. Чтобы запугать партизан и сочувствующее им население, японцы обезглавливали корейских партизанских лидеров и выставляли их головы напоказ. Деревни часто сжигались вместе с жителями, а применяемые пытки сделали бы честь средневековью. И хотя рассказы северокорейской пропаганды о том, как каратели варили пособников партизан живьем в котлах, а затем заставляли остальных жителей деревни есть это вареное мясо, это, скорее всего, фантазии, менее страшные варианты показательных казней были.

А еще японские дознаватели умели купировать болевой шок при пытках, и поэтому их «заплечные дел мастера» отличались очень высокой эффективностью. Есть легенда, что упомянутое в «Трудно быть богом» «а ежели пытаемый в беспамятство придет…» — это перелицованный японистом Стругацким реальный кусок трофейной инструкции по технике ведения допроса. И потому попавшему в плен к ним было проще сразу же откусить себе язык, как это сделал Ма Дон Хи, один из соратников Кима.

Такая тактика давала плоды. Если в наиболее активный период своей деятельности отряд Ким Ир Сена достигал численности в 300 человек, то с мая 1939 году он начинает сокращаться. Часть его доверенных лиц оказывается предателями, и за год до разгрома Объединенной армии Киму часто приходилось действовать имея под своим командованием менее полусотни бойцов.

Партизаны действовали в лесах в условиях нехватки всего — даже начальник продовольственной службы отряда Кима умер от голода. Но и в такой ситуации партизаны продолжали борьбу. Не случайно автор считает самым важным событием партизанской войны с участием Кима не рейд на Почхонбо, а сражение 13-25 марта 1940 году при Даймалугоу, когда 250 партизан Ким Ир Сена наголову разгромили преследовавший их специальный полицейский отряд Такаси Маэда, состоящий из 150 человек. Двухнедельная погоня японской «ягдкоманды» за партизанским отрядом по тайге, бездорожью и глубокому снегу могла бы стать сюжетом хорошего боевика. В ходе сражения сам Маэда и 58 членов его отряда были убиты, а партизаны получили большое количество оружия и амуниции.

6 апреля 1940 году отряд Нодзоэ захватил в плен пять раненых корейских партизан, среди которых была Ким Хё Сон, выдавшая себя за жену Ким Ир Сена. Ее пытались использовать как приманку, чтобы заманить Ким Ир Сена в ловушку, однако потерпели неудачу. Ким Хё Сон была казнена.

Самого Ким Ир Сена тоже несколько раз «убивали», о чем торжественно сообщалось в СМИ. Так же, как несколько раз убивали Шамиля Басаева — не столько ради пропаганды, сколько из-за военной неразберихи. Из мемуаров самого Кима тоже следует, что иногда японцы принимали за него кого-то из убитых соратников, когда партизанскому отряду приходилось разделиться, а иногда взятый в плен партизан выдавал себя за командира, чтобы остальной отряд мог спокойнее уйти.

Но время работало на японцев. К концу весны 1941 года большая часть маньчжурских партизанских отрядов или погибла, или отошла вглубь Китая, или была вынуждена перейти границу СССР. Ким был одним из последних перешедших Амур, но о том, как партизанский командир стал руководителем КНДР — в следующем материале.

***

Завершить разговор хочется двумя репликами. Во-первых, что бы ни говорили в Южной Корее, Ким Ир Сен принимал участие в партизанской борьбе и доставил японцам больше неприятностей, чем иные партизанские командиры, хотя официальная пропаганда КНДР искажает картину не менее сильно. Таежное прошлое Кима признают даже историки-антикоммунисты: он не был убит, не был предан, и не польстился на выгодные условия капитуляции — а предлагали ему ближе к концу карьеры пост губернатора провинции, в которой он орудовал.

Во-вторых, коммунистом Кима стоит называть с некоторой осторожностью, как, в общем-то всю группу его соратников. Да, сами они называли себя коммунистами и считали себя коммунистами. Японцы называли их коммунистами, хотя у них коммунистами были любые левые, ступившие на путь вооруженной борьбы. Но с точки зрения догматики в их головах была та еще каша, и проще говорить о них как об очень левых националистах. У Кима не было серьезного теоретического образования, и, забегая вперед, отметим, что все его собрание сочинений на 90 процентов стоит состоит из речей и выступлений. Даже работу об идеях чучхе в итоге написал не он, а его сын Ким Чен Ир.

В-третьих, таежный период жизни Кима — это время, когда окончательно сформировался его стиль руководства. Видный специалист по корейскому и не только коммунистическому движению Харуки Вада не случайно называет Северную Корею «партизанским государством», считая, что модель организации человеческих отношений внутри партизанского отряда распространилась на всю страну.

Во-первых, командир партизанского отряда решает все насущные вопросы — и военные, и административные, и бытовые. Но военные вопросы у него на первом плане, так как именно успех в военных действиях и уклонение от атак врага для партизан — главное.

Во-вторых, партизанский отряд существует в ситуации хронического дефицита ресурсов — как материальных, так и людских. Отсюда — определенная готовность к лишениям, которые воспринимаются как своеобразная норма. Отсюда — способность выжимать до конца все имеющиеся ресурсы, поддерживать в рабочем состоянии те предметы (от оружия до обуви), которые в обычной ситуации, скорее всего, выкинули бы или уничтожили. Отсюда же — очень высокая цена ошибки. Когда ресурсов мало, «синица в руках» предпочтительнее «журавля в небе».

В-третьих, партизанский отряд существует в постоянном враждебном окружении, когда даже от местного населения, которое кажется лояльным, можно ждать подвоха. Это не только пестует и закрепляет образ огненного кольца врагов, но и создает ситуацию, при которой определенное недоверие к внешнему окружению сочетается с пресечением в коллективе внутренних дрязг и всяких ростков фракционности. Необычайно жесткая реакция на предательство имеет эти же корни.

В-четвертых, война партизанского отряда — это всегда война против противника с превосходящим военным и экономическим потенциалом. Это порождает необходимость асимметричного ответа, воспитывает умение уклоняться и лавировать, избегая прямого противостояния и умея использовать одни внешние силы против других. Такие экстремальные условия жизни являются очень хорошим предметным уроком — тот, кто ведет себя не по правилам его существования, погибает, а тот, кто выживает, запоминает их на всю оставшуюся жизнь.