Об особенностях судопроизводства в Средневековье, о судебных поединках и ордалиях, ведовских процессах и инквизиции, о способах установления вины, о ремесле палача.
С помощью так называемого божьего суда в Средневековье выясняли, виновен ли человек или нет, когда исчерпывались все обычные судебные средства. А именно подсудимого испытывали огнем, раскаленным железом, кипящей или ледяной водой. Была и такая разновидность божьего суда, как судебный поединок. В основе божьего суда лежит религиозное представление, что истина может быть установлена только вмешательством высшего существа.
Ордалии – испытания огнем (или раскаленным железом) и водой. Обвиняемый должен был держать руки на огне или взять на несколько секунд голыми руками раскаленное железо. Если после этого испытания появлялись волдыри, он признавался виновным. При испытании кипящей водой судьи клали на дно сосуда с кипятком кольцо, которое обвиняемый должен был вынуть без вреда для своего тела. При испытании ледяной водой обвиняемого связывали веревкой и бросали в воду. Если он тонул, то считался невиновным.
Если речь шла о мужчинах, обвинителю и обвиняемому предлагалось выйти в круг. Согласиться сделать это должны были оба. Любой из них мог отказаться и потребовать альтернативного доказательства – из вышеперечисленных. Если оба соглашались, то происходило следующее.
Различались поединки знатных и простолюдинов. Вторые сражались в пешем строю и были вооружены щитом и палкой. Это немного расходится с тем представлением о поединках, которые мы привыкли видеть в фильмах и читать в произведениях фэнтези. Поединок знати происходил с лошадью, с копьем, мечом – со всеми атрибутами рыцарей. Целью поединка было не разрубить соперника, как кочан капусты, а совсем другое.
Для поединка чертили круг, в центре круга ставился столб, задачей участников битвы было вытеснить соперника за круг, живым или мертвым. В круге должен остаться только один, будет ли второй жив или мертв – несущественно. В древних текстах нет упоминаний бога в судебном поединке; клирики участвовали только в освящении оружия и причащении участников поединка перед боем.
В серии передач с условным названием «о чём врёт кинематограф» уже были разобраны восемь исторических и околоисторических лент — «Заложники», «Ма
Марей привел пример поединка из «Всеобщей хроники Испании», когда обвинение в предательстве было предъявлено целому городу. Рыцарю, сделавшему это обвинение, пришлось сражаться с пятью представителями города подряд. Вот что происходило после того, как он убил второго противника: «Гонсало Ариес с разрубленной головой упал с коня, Диего Ариес, его противник, подъехал к столбу, положил на него руку и сказал: “этот противник побежден, слава Господу, давайте сюда следующего”. На что присяжные ответили: “Поединок не закончен, противник в круге”. Диего пришлось слезть с лошади и, взяв за ногу Гонсало, тащить его за круг. Подойдя к черте, Диего ногой выпихнул кровавую тушу соперника за круг, вернулся к столбу, положил на него руку и сказал:
“Этот побежден, давайте следующего. Ибо лучше драться с живыми, чем таскать мертвецов”».
Почему надо было, чтобы человек покинул круг? По мнению Марея, основным смыслом происходившего было восстановление гармонии в обществе. Феодальная социальная система базировалась на личных связях, была опутана паутиной горизонтальных отношений верности одного рыцаря другому и вертикальной – верности вассала сеньору и наоборот.
Если происходило предательство или преступление одного против другого – паутинка рвалась, рвались связи. У одного человека есть друзья и родственники, и у другого тоже – связи между ними портились или тоже прекращались. Задачей поединка было эти связи восстановить. Можно было, конечно, обратиться к королю, но это означало, что тогда человек передоверял решение вопроса личной верности верховной власти. Эта логика не феодального мира, а более позднего времени.
А значит, надо было, чтобы один из конфликтующих исчез. Либо обвинитель – если он проигрывает бой, его высылают из города, штрафуют или изгоняют из королевства. Обвиняемый своей победой очищен, и в обществе вновь восстанавливается равновесие. Либо обратный вариант: обвиняемый гибнет в кругу и тем самым кровью искупает свою вину. Все, он мертв, а значит – нет и предательства. Если обвиняемый вытесняется из круга и остается жив – его казнят или высылают в земли мавров, например. Конфликт исчерпан.
«Судебный поединок предстает уже не судебным доказательством, а медиатором некой порушенной справедливости, способом к компенсации разрушенной личной верности и вассально-синьориальных отношений».
О книге «Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики» рассказывает её автор - историк Ольга Тогоева.
К XV–XVI векам королевская власть вытесняет поединки, настаивая на полной власти, и заменяет их композиционными процессами с применением пыток. А понятие о личной верности и святости тех связей, что были между людьми, заменялось понятием личной чести. Поединки перерастали в дуэли, и институт чемпионов сильно развивался; появлялись профессиональные чемпионы, а во многих поединках обе стороны были представлены чемпионами.
Целью таких дуэлей уже было не убить противоположную сторону, и они шли по определенному договору, до первой крови, например. Из-за вмешательства короля, когда он требовал получения разрешения на поединок у него, рыцари шли на тайные поединки. Сообщать о них королю было позором. Однако и эта форма поединка была королем подавлена.
Следующим этапом развития средневекового судопроизводства было возникновение инквизиционной процедуры и пытки. Когда эта процедура начала вводиться, еще никто не отменял божий суд, и эти две процедуры долго сосуществовали, хотя затем это привело к преобладанию инквизиционной практики. Пытка была заимствована сначала церковным судом из римского права (у римлян пытать разрешалось только рабов) для искоренения ересей. Только с помощью пытки церковь могла узнать у еретиков, о чем они думают и чем их вера отличается. А затем пытка была введена в обычный суд.
Судья – это уже не высшая сила, а такой же человек, как и обвиняемый, и непонятно, за какие заслуги он получает право судить других. Инквизиционный суд кажется нам, современным обывателям, мрачной штукой. Наше представление о таком суде основано на кино и художественной литературе. Там много криков, крови и все очень печально. В реальности было не совсем так, о чем свидетельствуют исторические источники. Можно было говорить о справедливости применительно к такому суду? Пытка, как, например, судебный поединок, не являлась регулятором отношений в обществе, она не сводилась к доказательствам вины, а была средством достижения признания обвиняемого.
Сама процедура пытки была очень жестко регламентирована определенными нормами. Только четкое их исполнение гарантировало, что этот суд можно будет назвать справедливым. Речь идет о тех делах, где было лишь подозрение судей о возможной причастности к преступлению человека или круга лиц – так называемое формальное обвинение. Судья на основании подозрения, что человек мог совершить преступление, арестовывал его. Пытка – это уголовный суд: она использовалась, только когда расследовались особо тяжкие преступления.
По делу должна была быть собрана вся необходимая информация, опрошены свидетели. Тут работало римское право: один свидетель – не свидетель. Свидетели не должны были быть подкуплены стороной обвинения или самим судьей. Если такое случалось, то дело тут же сворачивалось, следовала апелляция от родственников обвиняемого, и дело разваливалось. Свидетель – очень опасная фигура для обвиняемого. Если они говорят, что он виновен, а он в ответ молчит, то тогда судьи могут использовать пытку. Но судьи должны были быть единодушны: если кто-то из них против, обвиняемого не пытали, как было, например, в известном процессе Жанны Д’арк.
Первый этап: обвиняемого ведут в камеру пыток, где уже присутствует палач, который часто и был пыточных дел мастером, и показывают, чем его будут пытать. Часто уже на этом этапе обвиняемые сознавались в преступлении, и пытка была не нужна.
В качестве примера - о суде над французским маршалом Жилем де Рэ:
«Он очень испугался, увидев дыбу, щипцы для вырывания ногтей и сознался. Де Рэ, кстати, настаивал на проведении как раз судебного поединка с выставлением вместо себя чемпиона против представителя епископа Нантского, который его обвинял в вероотступничестве, ереси, вызывании демонов и содомии. Де Рэ в поединке отказали, сославшись на то, что эта процедура устарела».
Жиля де Рэ казнили – он был удушен перед толпой, а затем сожжен, вместе с ним заживо сожгли его слуг.
Количество пыток по отношению к обвиняемому регламентировалась у каждого короля по-своему; бывали случаи, и это известно из материалов апелляционных дел о превышении полномочий, когда количество пыток зашкаливало, но обычно нельзя было пытать больше четырех раз. Во Франции после пытки обвиняемого обязательно несли на кухню, где он ел, пил, приходил в себя, согревался, затем его снова вели на пытку. Если человек под пыткой признавал вину, это совершенно не означало, что его признают виновным.
После признания во время пытки показания фиксировались, ставилась подпись обвиняемого, затем уже на суде он должен был подтвердить свои показания через несколько дней – «повторить их в суде добровольно». Тогда суд считался справедливым. Он мог и отказаться, и тогда признание под пыткой аннулировалось.
Во Франции по регламенту во время пытки нельзя было проливать человеку кровь и убивать. Такие случаи, конечно, были сплошь и рядом, поэтому есть массив документов об апелляции за превышение судебных полномочий. В Испании во время пытки человеку запрещалось уродовать только лицо, так как это образ и подобие божие.
Были и те, кого по нормативным документам нельзя было пытать, хотя свидетельства говорят о том, что это часто не соблюдалось на практике: беременных женщин, детей до 15 лет (есть факты пыток и семилетних), стариков (самая уважаемая категория людей в Средневековье), немощных, умалишенных, клириков. В связи с запретом на пытки клириков судебные реестры переполнены делами людей, выдающих себя за таковых. Некоторые умудрялись за ночь после ареста выщипать себе тонзуру, находясь в одиночке, и потом выдать себя за клирика. А в церковном суде нельзя пытать, так как церковь не признает крови.
Если человек выдерживал четыре разрешенные пытки и не признавался, его не могли больше обвинять в преступлении, – хотя, опять же, существует масса дел, когда судья, используя формулировку «учитывая злобный нрав» такого-то, определял: «Суд признает его виновным». Но обвиненного в таком случае не казнили, а изгоняли его из города навечно.
Количество апелляций по статье «превышение полномочий» сложно подсчитать, настолько их много было в Средние века.
Для обвинительного процесса в Средние века справедливость – это действие процессуальное. В судебном же поединке истина была не слишком важна. Предал или не предал, убивал или не убивал – это не существенно. Действие дает ответ и решает конфликт, восстанавливая гармонию. В поединке нет судей, тут судья господь бог. В инквизиционном же суде бог уже не главный: его место занимают судьи. И на протяжении нескольких веков судьи зациклены на вопросе процедуры, на том, чтобы провести процесс наиболее близко к идеалу, чтобы доказать обществу, что они лучше и чище, что они имеют право судить. Не бога, а судей люди должны воспринимать как власть.
Была ли в Средние века какая-нибудь адвокатская система, неподкупная и независимая от Инквизиции?
Независимая от кого? Подкупаемая кем?
Вся средневековая судебная система была довольно запутанной, если говорить с юридичической точки зрения, и довольно примитивной, если судить о ней с сегодняшних позиций. Начнем с двух принципиально важных моментов (за скобками оставим то, что судебная система отличалась в разных странах в разное время, будем говорить о неком среднем средневековом государстве в вакууме):
1. Инквизиция в том виде, в котором она закрепилась в общем сознании, появилась только на закате средневековья. Она всегда отвечала только за церковный суд, т.е. не занималась расследованием всяких грабежей, убийств, измен, не соблюдением договоров и т.д. Также, церковный суд не мог сам вынести смертный приговор, это удел светского суда. Задача инквизиции - это определить спасение души.
Если говорить проще, она либо исключала человека из христианского общества (его душу не возможно спасти, он верен своей ереси), т.е. он становился вне законов и казнился не сколько как преступник, сколько как "нечеловек". Либо человек мог покаяться в грехах, но, в случае тяжести самих преступлений, все равно будет казнен светским судом. Инквизиция была в своем роде ноухау, так как представляла собой первый следственный комитет, т.е. независимую от суда структуру по ведению расследования. До нее докозательства виновности ответчика лежало на истце и, соответственно, невиновность доказывал ответчик сам.
2. Вся система в средние века не подразумевала принцип невиновности (был принцип виновности, т.е. за любое преступление кто-то должен ответить, хоть животное, хоть предмет!). Т.е. выигрывал тот, кто представит больше доказательств. Таковыми являлись орудия преступления, жертвы преступления (материальные и живые), показания свидетелей и обвинительная/защитная речь.
Дальнейшее зависело от финансовых возможностей истца и ответчика. Если денег хватало, то они могли нанять людей, которые занимались формально-судебными вопросами, а сами лично или слугами обеспечивали себе другие доказательства. Это все если мы говорим о "рутинных" делах.
Система светского суда - это сеньориальный суд, а высшая инстанция - королевский суд, для этого по сути и существовали все эти рыцари-феодалы в обычное мирное время. Конечно, с развитием письменного права, укреплением королевской власти, фактически судебную власть исполнял уже не сам сеньор или король, но специально обученные судьи.
Не уверен, что есть какая-то прямая зависимость, но точно можно сказать о параллельных процессах становления чиновничего-бюрократического аппарата, в который вошли в основном образованные горожане и мелкая знать, и "частного" нотариального бизнеса - прослойки городского населения подкованного в юриспруденции и зарабатывающих на составлении различных договоров/завещаний и досудебном разбирательстве. Из них уже, достаточно поздно развилась современная адвокатура, когда к судебной презумпции невиновности добавилось гражданское самосознание и законодательство по защите гражданских прав и свобод (к. XVIII в.)
Аналогично было и с церковной системой. Здесь судебную власть на определенной территории исполнял епископ, а высшей инстанцией являлся Папа Римский, но их наказаниями были "всего лишь" епетимья и анафема. Для того времени это страшные вещи, но сегодня, как по мне, выглядит несолидно.
Резюмируя: адвокатской системы вообще, да еще и неподкупкой и независимой не существовало в средние века в принципе, так как для нее существовало необходимой судебной и законодательной базы.
Средневековое право почему-то до сих пор изучено слабо и даже поверхностно, и большинство авторов старается показать его неразвитость, бесчеловечность и примитивность. Между тем, обычно такие упрёки оказываются некритическим набором слов, лишённых всякого критического содержания. Право тогда, как и в любую другую эпоху, было ровно таким, какое было необходимо людям, иначе и быть не может, поскольку функция права всегда заключается в том, чтобы опосредовать уже существующие общественные отношения. Плох может быть конкретный закон, но не вся система.
Кроме того, о «примитивности» средневекового права могут говорить только последователи нормативистской точки зрения на право, которые ошибочно сводят его только к письменно зафиксированному законодательству, оставляя без внимания договоры, правовую доктрину, устоявшиеся обычаи, судебную практику и т. п. Стоит ли говорить, что такой подход совершенно ошибочен. Нормативные акты, может быть, не носили всеохватывающего характера и не отличались высокой юридической техникой, но зато в Средние века действовало огромное число иных социальных регуляторов, которые часто оказывались даже более эффективными, нежели воля общества или власть суверена.
Таким образом, общая система норм в ту эпоху оказывается чуть ли не сложнее современной, где уж тут «недоразвитость»! О «бесчеловечности» уголовного права Средних веков надо вообще говорить отдельно, потому что это вопрос спорный.
Главная причина, по которой мы так мало продвинулись в изучении правовой системы Средневековья, связана с тем, что правосознание и социальная психология того времени сегодня трудно уловимы, и мы не можем полностью понять, как преломлялась в сознании людей конкретная норма, какое значение придавалось различным явлениям.
Судить же о прошлом всегда следует не с позиции стороннего и равнодушного наблюдателя чужой культуры, не по впечатлению, которое она на нас производит, а беря во внимание чувства и мысли людей минувшего времени, творцов той далёкой жизни. И тогда мы сможем ближе встать к пониманию смысла, который вкладывали они во внешнюю, легко видимую на поверхности форму.
Без такого подхода, например, будет непонятна практика judicium Dei, «судов божьих». Нам, детям века развитой криминалистики, уголовно-процессуальных кодексов и детектора лжи, с первого взгляда ордалии кажутся жуткими бессмысленными ритуалами, плодами суеверия и темноты тех веков, воплощением примитивной сущности средневекового суда. Люди, плохо знающие исторические факты и очарованные какой-нибудь глупостью вроде суда присяжных, даже утверждают будто ордалия тогда была единственным и основным средством доказывания.
Такой точки зрения придерживался, например, знаменитый юрист А. Ф. Кони, не зная, что нарисованная им линия прогресса просто смешна: даже суд присяжных является средневековым изобретением, пытки придуманы вовсе не Церковью, а ордалии были слишком редки. По сути, их значение просто чрезмерно раздули чувствительные люди, которые дрожат от одной только мысли, что когда-то их могли заставить взять в руки раскалённое железо.
А. Ф. Кони писал, объясняя происхождение ордалии:
«Римский принцип, что обвинение в преступлении должно быть возбуждено и доказано, и что не изобличённый доказательствами виновности должен считаться невинным, был непонятен германцам, обычаи которых исходили из противоположного начала: обвиняемый или диффамированный должен доказать свою невинность своею собственной присягой и присягой других лиц, помощников, удостоверяющих, что присягнувший есть человек, достойный доверия, и что, следовательно, присяге его можно верить».
Тут он не просто ошибается, но ещё и смешивает в одну кучу принцип судопроизводства и принцип допустимости одного из видов доказательств — клятвы, которую римское право на самом деле знало прекрасно. Германцы же на самом деле применяли принцип презумпции невиновности.
Причина появления «суда божьего» заключается не в отдельных суевериях, а в том, как вообще строилось сознание средневекового человека. Люди тогда мало отличали идеальное от материального, и мир был наполнен для них сверхъестественными силами, они твёрдо верили в существование души, колдовства, привидений. Абсолютно реальным для них было и божье око, следящее за каждым ежеминутно. Практически все преступники сознавали, что нарушают не только человеческий, но и божественный закон, им было очень трудно перебороть в себе ощущение вины и ожидание кары преследовало их после тяжкого преступления более неотвратимо, чем правосудие.
Поскольку, по мнению людей, сверхъестественные силы знали всё о жизни на земле, к ним обращались с вопросом в безвыходных ситуациях. Ордалии ведь проводились только в случае, когда не существовало иных доказательств или их было явно недостаточно для установления факта виновности или невиновности. Это исключительный способ разрешения дела, а не обычная процедура, и именно поэтому нельзя говорить, будто они являются воплощением древнего права.
Основными доказательствами тогда всё равно были задержание с поличным, вещественные улики, собственные показания и показания свидетелей. Иллюзию простоты даёт только то, что не существовало тогда публичных обвинителей — государственных следователей и прокуроров, — а потому уголовный процесс проходил по правилам современного гражданского, когда обиженный истец сам доказывает причинение ему ущерба ответчиком.
Указания на «суд божий» встречаются в древнейших памятниках права, так что это вовсе не средневековый институт. По самому раннему письменному источнику права, законам Хаммурапи, если кому-то предъявляют обвинение в чародействе, то этот человек бросается в воду и будет считаться невиновным, если вода его примет. Тогда уже обвинителя казнили за ложный донос.
Согласно древнеиндийским Законам Ману различались человеческое и божественное свидетельства. Последнее включало в себя клятвы и ордалии: «если огонь его не обожжёт, и в воде он удержится, и несчастье в скором времени его не настигнет — значит, принося клятву (śapatha), он был чист». Смысл ордалии там объясняется так: злодеи думают, что под покровом ночи их никто не видит, но они ошибаются — преступления видит бог и их совесть.
Как пишет Н.А. Корнеева в докладе «Древнеиндийские ордалии», число ордалий, представленных в различных дхармашастрах, значительно колеблется: от двух у Ману до девяти у Брихаспати и Питамахи. Помимо клятвы это были:
Кроме того, для представителей разных Варн различалась сумма дела, при которой можно прибегнуть к ордалии. Для некоторых определённых преступлений предписывались конкретные виды ордалии.
При назначении ордалий учитывался также возраст, пол, физическое состояние: для детей, женщин, больных и пожилых людей рекомендуется ордалия весами; профессия: кузнецы не должны подвергаться ордалии огнем, люди, чья профессия связана с водой — рыбаки и т.п., не должны быть подвергнуты испытанию водой; варна: брахман может подвергаться ордалии весами, но не ядом, кшатрий — ордалией огнём, но не горячим кусочком золота, вайшья только водой и шудра огнём, водой и зернами риса.
Важным фактором для выбора определённой ордалии является время года: ордалия весами — единственная, которая может назначаться в любое время года, но при условии, что не дует ветер. Ордалии огнём предписывается избегать летом и осенью, отдавая предпочтение времени, когда идёт дождь; ордалия водой не должна назначаться в холодный сезон, а предпочтительно летом; ордалию ядом, напротив, предписывается избегать в дождливый сезон, отдавая предпочтение холодной погоде и т.д. При попытке воспринять все эти противоречащие друг другу указания мозг просто отключается.
Естественно, не забыты ордалии и в ранних средневековых документах, но только то, как скрупулёзно излагаются их условия в дхармических текстах, оставляет все средневековые тексты далеко позади. В них всё так просто, без сложностей с кшатриями и шудрами, что действительно возникает чувство примитивности (если только кому-то захочется считать ордалию прогрессивным и важным институтом права). Скажем, в Польской правде ордалии описаны относительно подробно, до мельчайших действий, так что если вам захочется узнать, как правильно ходить по раскалённому железу и устанавливать по результату виновность, то загляните именно в этот источник права, но даже он не сравнится с индийскими обычаями.
Вообще, интересно отметить, что в разные времена и у совершенно непохожих друг на друга народов часто были практически одинаковые методы проведения «суда божьего» раскалённым железом, кипящей водой и холодной водой, за исключением небольших особенностей.
У древних германцев, например, испытание раскалённым железом мало чем отличалось от польского варианта — обвиняемые ходили по нему или брали в руку, а затем забинтовывали обожжённую конечность льняным полотном, покрытым свиным салом, и через три дня проверяли, насколько хорошо зажили ожоги.
Точно так же испытывали и в соответствии с сербским Законником короля Стефана Душана — разве что перед ордалией железо клали на алтарь, тем самым сильнее акцентируя внимание на том, что вердикт вынесет господь.
А вот кипящую воду кое-где затейники заменяли маслом или даже расплавленным свинцом. Степень погружения руки в некоторых странах зависела от степени преступления.
В Англии ходьбе по железу вообще придали интересный вид: испытуемому завязывали глаза, затем клали на землю девять раскалённых до красна плужных лемехов, и надо было пройти до конца площадки, не наступив ни на один, иначе вина считалась доказанной.
Я затрудняюсь сказать, в каком из известных нам литературных произведений впервые описывается ордалия. Можно только сказать, что многочисленные испытания греческих героев, вынужденных нырять в воду за перстнями, кубками и прочими предметами, подвернувшимися под руку царям, к ордалиям не относятся, поскольку проводились не в рамках уголовного процесса и не с целью установления виновности-невиновности. Да и результат по идее должен был зависеть от личных способностей, а не божественного суда, хотя всякие посейдоны и помогали тезеям избавлять моря от золотого мусора. Дело в том, что греки и римляне вообще не использовали ордалии такого вида, только ритуальные клятвы перед лицом богов.
В легендах же германских племён ордалии описываются часто. Например, Изольда должна пройти по горящим углям, чтобы доказать истинность своих слов. Тристан, переодетый попрошайкой, внезапно подхватывает её и переносит через угли, после чего целует, и королева с чистой совестью заявляет, что никто не касался её губ кроме «этого человека». Странный сюжет — ведь она так и не прошла испытания, да и как его назначили, если в саксонско-норманском праве «суд божий» огнём не мог назначаться для представителей высшего сословия.
По Русской правде (пространная редакция) ордалии применялись, только если речь шла о серьёзных преступлениях, таких как убийство или кража, и только если у обвиняемого нет свидетелей защиты — тогда уж ему ничего не остаётся, кроме как призвать в свидетели бога. В отличие от западного права, у нас испытание можно было назначить и против воли обвиняемого. Некоторые советские авторы считали, будто это было придумано правящим классом, только чтобы осудить неугодного простолюдина, потому что, якобы, «суд божий» огнём всегда оставлял ожоги, указывающие на преступника.
Это конечно не так — эти нормы применялись одинаково для бедных и богатых, да и суд часто вершила сама община. А что до ожогов, то ордалия вовсе не обязательно должна была приводить к обвинению испытуемого, поскольку не всегда через три дня ожоги остаются незаживающими, кроме того, не требовалось полного заживления. «Суд божий» применялся в Европе до XVII в. и не просуществовал бы так долго, если бы всегда давал отрицательный результат, ведь люди не были тогда такими уж глупцами.
Но ордалии на Руси не были особенно популярны или разнообразны. Так, у нас не было испытания кипящей водой, известного на Западе со времён Салической правды. В числе доказательств в Древней Руси преобладал судебный поединок, получивший особенное развитие в XI и XII столетиях. В Европе тоже нередко к нему прибегали, но у нас он использовался так часто, что почти совершенно упразднил свидетельские показания. Это явление само по себе очень интересно и требует отдельного рассмотрения, так что здесь описываться не будет.
Надо сказать, что в разных уголках мира применялись и другие виды ордалий, не всегда болезненные и опасные для жизни. В той же Европе и России намного чаще «суда божьего огнём» применялась ритуальная очистительная клятва: обвиняемый мог произнести специальную длинную формулу провозглашения своей невиновности со ссылкой на бога, и если запинался или искажал фразы, то судьба его была плачевна. В наше время по методу этой ордалии принимают экзамен некоторые преподаватели...
По похожему принципу проходило испытание святым причастием, когда хлеб не должен был застрять в горле, а молитву следовало произносить громко и чётко.
Согласно Торе женщина, подозреваемая в неверности подвергается «Sotah»: она должна выпить «горькую воду», и смысл этого в том, что безвредная вода превратится в яд, если женщина виновна.
В древнем Китае преступнику давали пожевать горсть риса — у виновного от волнения пересыхало во рту, и рис оказывался сухим.
В Индии существовали следующие виды клятв: «От брахмана нужно требовать клятвы истиной, от кшатрия — колесницей и оружием, от вайшьи — коровами, зерном, деньгами, от шудры — всеми грехами». В поздний период было и кое-что оригинальное: обвиняемому называли в быстром темпе различные слова, и с каждым словом он должен ударять в гонг: когда произносят критические слова, связанные с преступлением, он машинально наносит более сильные удары.
Старообрядцы определяли вора в деревне следующим образом: на пень клали ружьё с лёгким спуском, и мужчины по очереди целовали его в дульный срез. Когда это делал вор, раздавался выстрел.
В одном африканском племени все встают в круг, и колдун с завязанными глазами бьёт в барабан, стоя в центре. Под этот ритм танцуют, кружась вокруг колдуна, пока он внезапно перестаёт играть, и виновным считается тот, кто оказывается перед ним.
В другом племени колдун вручает людям яйцо какой-то птицы с очень тонкой, почти прозрачной скорлупой. Его передают из рук в руки, и преступник должен выдать себя, раздавив его.
Мы обычно подсознательно считаем, что люди в другие времена были такими же, как мы, просто носили другую одежду, говорили на странном языке и обходились без компьютеров и телефонов. Но это лишь наш самообман. Тот мир был совершенно иным, потому что в сознании людей он принимал совсем другие формы. Исследование принципов ордалий должно проводиться с учётом их влияния прежде всего именно на средневекового человека.
Торжественная церемония, мрачный ритуал, сознание гнева божьего — всё это, конечно, должно было лишить спокойствия того, кто считал себя виновным. Сегодня нам уже трудно представить себе такое состояние разума, но насколько можно судить о людях той эпохи на основании письменных источников, они подходили к ордалии предельно серьёзно, и ощущение того, что судит сам бог, давало спокойствие или рождало сильнейший трепет — в зависимости от сознания своей вины.
Современные учёные отмечают поразительно сильное влияние страха на организм. Умереть от него можно вовсе не в шутку. Однажды над осуждённым преступником даже провели интересный опыт: ему сообщили, что он будет казнён через вскрытие вен, затем завязали глаза, сделали несколько поверхностных надрезов, не повреждая сосуды, и поливали раны тёплой водой, имитируя текущую кровь. Человек начал слабеть, и, что поразительно, у него проявились все признаки смерти от потери крови.
При сильном страхе мысли становятся навязчивыми, фокусируясь вокруг чего-то одного, тормозится деятельность других нервных центров. Страх выплёскивает в кровь адреналин, и по всему организму прокатывается сигнал тревоги, усиливается снабжение жизненно важных органов, и одновременно происходит ослабление периферийных центров. Возможно именно с этой реакцией связано то, что у человека виновного ожоги на руках и ногах заживают дольше, чем у убеждённого в правоте, организм которого работает в нормальном режиме и под мощным самовнушением
«Я невиновен, господь не причинит мне вреда».
Не зря ведь говорили, что на победителе и раны исцеляются быстрее. Но проверить эту гипотезу сегодня вряд ли получится: наш мир давно потерял религиозность, и не найти такого человека, который бы воспринял ордалию с теми же чувствами, что и в Средние века.
Таким образом, можно сказать, что во многом смысл «суда божьего» — контроль за динамикой отдельных физиологических процессов, достигаемый за счёт чувствительных регистраторов изменений в организме при прохождении испытаний. Используемый сегодня полиграф действует по тому же принципу.
Однако нельзя сказать, что ордалии в 100% случаев давали истинный результат. Прежде всего, они даже в идеале определяли не факт совершения определённого деяния, а отношение к нему испытуемого, личную уверенность в правоте или виновности, которая иногда может отличаться от объективного положения вещей.
Нельзя забывать, что несмотря на глубокую религиозность средневекового общества, в нём должны были находиться редкие люди, которые либо не испытывали страха на «суде божьем», либо умели его побороть, а были и такие, кто боялся утонуть даже будучи невиновным. Главное же то, что физические особенности у всех разные, и раны заживают с неодинаковой скоростью. Я, например, часто встречал людей, которые не обжигаясь пили чай чуть ли не стоградусной температуры.
Если воздействием страха, угнетающего способности виновного, можно оправдать обычный «суд божий огнём» или поединок, то как быть с испытанием водой? По Польской правде обвиняемого окропляли святой водой и обвязывали вокруг пояса верёвкой, чтобы не дать утонуть, а руки прикручивали к голеням и вставляли между ними бревно, дабы исключить возможность плавания. Виновным считался утонувший. Можно было бы предположить, что человек, не боящийся «суда божьего», спокойно предавал себя на его волю и потому оставался на поверхности, как при упражнении «поплавок». А страх вызывал конвульсивные движения, преступник барахтался и потому шёл ко дну.
Но как быть с тем, что народы мира вовсе не были единодушны во мнении, кого считать невиновным: тонущего или того, «кого вода не принимает»? И как с точки зрения гипотезы страха можно объяснить такие виды ордалии, как вышеописанный английский проход с завязанными глазами между раскалённых лемехов?
В любом случае, даже если «суд божий» нельзя считать надёжной заменой уголовно-процессуального кодекса, он имел безусловно положительное значение благодаря тому, что его наличие побуждало людей обвинять другого, только имея достаточные доказательства, потому что голословные утверждения приходилось доказывать с куском раскалённого железа в руке.
Ордалии были следствием того периода, когда люди в основном жили тесными общинами, и внутри этих общин решали возникающие проблемы. Когда в обществе повысился уровень правосознания, произошло усиление центральной государственной власти и появились специально обученные судьи, роль ордалий стала стремительно падать.
Ещё Папа Стефан писал: «Земной власти дано раскрывать преступления посредством добровольного признания или же посредством свидетельских показаний; сокрытое же и таинственное должно быть предоставлено тому, кто один только знает человеческое сердце». Но затем сама Церковь стала выступать против ордалий, считая это признаком не веры, а суеверия, которое греховно. Ведь Иисус не стал доказывать свою божественность Дьяволу, когда тот предлагал ему прыгнуть с дома и посмотреть, поймают ли ангелы сына бога. С XII века католическая церковь издавала всё более жёсткие указания, добиваясь полной отмены ордалий, а в 1215 году полностью запретила их.
Королевская власть была в этом с ней солидарна: не должно было быть обвинения другого, нежели именем суверена. Дальше всех и раньше всех в этом направлении пошёл Генрих II Плантагенет, издав сначала Великую ассизу (дата неизвестна), а за ней в 1166 году Кларендонскую. В соответствии с ними значение сеньориальных судов упало, в основном судебную власть стали осуществлять королевские судьи, вводилось жюри присяжных, и предпочтение следовало отдавать этим формам процесса, а не «суду божьему».
Формально ордалии и поединки всё же не отменялись, и отдельные случаи имели место в будущем, но всё реже, пока вовсе не исчезли. В связи с этим необходимо заметить, что учёные сегодня уже доказали абсолютную необоснованность и неподтверждённость историй о испытании в реке ведьм, но легенда оказалась живучей, и где только не найдёшь рассказов о том, что якобы обвиняемых женщин бросали в реку, и либо они тонули, либо сжигались как ведьмы (это тем более смешно, что, как указывалось выше, утонуть на ордалии не давали никогда).
С XIII века борьба с ордалиями медленно шла по всей Европе и закончилась созданием централизованных судебных систем и инквизиционной формы процесса (просьба не путать его с инквизицией). Именно он должен считаться сутью средневекового уголовного права.